Шрифт:
Закладка:
Слушал посад, купцы и ремесленники, слушали боярыни и бояре, слушала великая княгиня Софья. У нее действительно был мальчик, как она и предрекала Василию, даже и наименованный Симеоном, но – родился и умер. И она стояла теперь строгая и прямая, не в силах решить: за какой грех казнит ее Господь? Не за то ли тайное небрежение святоотческой верою, какое время от времени охватывает ее еще и поднесь.
«Верую, Господи!» – хотелось ей воззвать в голос, и покойный Киприан минутами виделся живым, только хитро сокрывшимся, дабы испытать и укорить ее за хладкость к вере, и, казнясь в душе, давала она сейчас молчаливый обет каждогодне на Троицу совершать паломничество в обитель преподобного Сергия. Неужели он не простит, не защитит ее от этих укоризн?
Иван Федоров, затиснутый в толпе, слушал не так внимательно. Слышать Киприана приходило ему не раз, и сейчас его то и дело отвлекали мысли о доме, ибо мать, бессмертная и сухая Наталья, с обостренным подбородком, с пугающе большими глазами, обведенными черною тенью, его мать, без которой он, муж, отец и воин, как-то не мог помыслить своей жизни, надумала умирать. Лежала, не принимала пищи и к нынешней службе заупокойной прямо-таки прогнала Ивана:
– Поди на последний погляд! Проводи, не гребуй!
И теперь он, поминутно раздваиваясь мыслью, слушал прощальные слова Киприана, благословляющего паству свою:
– …И елици отъидоша от жития сего по моем поставлении, и елици еще живы суть, всем вкупе подаю еже о Святом Дусе, чистое прощение. К сим же и святейшим и вселенским сущим патриархом, иже преже преставльшимся, и еще живущим, такожде и священнейшим митрополитом всем, преставльшимся и еще живым, даю обычную любовь и последнее и конечное целование и прощение, и сам того же прошу от них получити.
Иван Федоров, доныне внимавший не вдумываясь в сказанное, вдруг подивил тому, что Киприан, как равным и даже как бы ниже его стоящим, дарует прощение, при этом – и живым и мертвым. Или он так, не называя того поименно, прощается с патриархом Филофеем? Или то загробная гордость покойного? Или твердое упование, что «там» все они будут и есть равны между собой?
– …Благородному же и христолюбивому, о Святом Дусе возлюбленному сыну моему, великому князю Василию Дмитриевичу всея Руси, даю мир и благословение и последнее целование, и с его матерью, и с его братьею, и с его княгинею, и с его детьми, и с их княгинями, и с их детьми. Тако же и всем великим князем русским даю мир и благословение и последнее целование, и с их княгинями, и с их детьми, тако же и всем князем местным с княгинями и с детьми, оставляю мир и благословение. Тако же и боголюбивым епископом, сущим под пределом нашея церкви в Русской митрополии, преже преставльшимся и еще живым сущим, даю им благословение и прощение и любовь, а от них того же прошу и сам получити. Священноинокам же и всему священническому чину, и елици у престола Господня служат, всем даю прощение и благословение и любовь. Благочестивым же князем малым и великим и всем прочим, преже преставльшимся в летах наших, тако же даю прощение и благословение, и молюся Господу Богу, да простит им вся согрешения елико и ти, яко человеци согрешиша. Бояром же великим и меньшим и з женами, и з детьми их, и всему христианскому народу оставляю мир и благословение им. Иноком же всем вкупе, елици в различных местех живут, и всему причту церковному такожде мир и благословение оставляю.
Аще ли же буду кого в епитемью вложил, или невниманием, или паки благословную виною, а не будет поискал разрешения, и в том забытьи учинилася смерть, или кого учил буду, а он ослушался, всех имею о Святом Дусе разрешены, прощены и благословены и молюся человеколюбцу Богу да отпустит им.
А понеже сочтох лета своя, отнеле же в митрополиты поставлен бых, и обретеся числом яко тридесято лето течет к приходящему месяцу Декамврию, во второй день, и толиким летом прошедшим аще кто будет пороптал на мя, или паки явно восстал, от епископского сану, или от иноческого, еще же и священнического, или кто и от мирских совокупился будет с ними, поелици от них не зналися, и пришедши ко мне исповедаша и прияша прощение и разрешение, прощены суть и благословение от того часа, и да не вменит им Господь в грех, но да отпустит им. А елици, или стыдяся меня, или в забытьи приидоша, или в небрежение положиша или опасаяся мене, или за скудость им ума, или ожесточившиеся вражьим наветом, всяк иже есть от священницы или от инок, или мирский мужеск пол и женеск, да будут прощены и благословены и да не вменится им во грех, зане то мое есть, и в мене преткнушася, и моея области то разрешити.
Он говорил как глава церкви, как сам патриарх, как Папа Римский. Но он и был равен тем, названным, ибо был духовным главою Руси – грядущего Третьего Рима, преемницы Византии, противостоящей всему латинскому Западу вкупе как иной мир, как земля многих племен и вер, осененная, однако, православным восьмиконечным крестом. Понимал ли это Киприан? Мог ли он духовно предвидеть Русь, простертую от моря до моря через всю Евразию? Не знаем! И, наверное, коли не состоялась бы Русь, – смешны и тщеславны показались бы теперь Киприановы посмертные прощения.
Далее Киприан благословлял всех на путях сущих, вельмож и простецов, мирян и духовных, возлагая печалование о сих на князя и сына своего духовного Василия Дмитрича.
Летописец прибавляет к сему: «По отшествии же сего митрополита и
