Васька повернулся к отчиму и, старчески наморщив лоб; сказал, заикаясь:

— Не дам коробовку рубить.

Тихон сдвинул брови:

— А прок от нее какой? Только место занимает. Давай топай. — И взял Ваську за плечо.

Васька толкнул отчима и закричал тонким голосом:

— Уйди! Вынь-Мин проклятый!

Тихон, недоумевая, пожал плечами, перекинул топор с руки на руку.

— Чудак ты, Васька… какой чудак! — И, усмехаясь, покачал головой.

— Не надо коробовку рубить, дядя Тиша.

— Ну и чудак же ты, — повторил Тихон и неловко погладил Ваську по голове.

Васька сжался и робко взглянул на отчима.

Тихон улыбнулся и взлохматил Васькины вихры:

— Ну, идем.

— Идем, — сказал Васька и вытер рукавом нос.

Настя стояла перед зеркалом и поправляла волосы, когда они вдвоем вошли в избу. Тихон молча сел за стол, вздохнул и постучал пальцами. Васька тоже сел за стол и тоже постучал пальцами. Настя с беспокойством посмотрела на них и стала накрывать стол. Она носила тарелки с пирогами и тревожно поглядывала то на Ваську, то на Тихона. А они молчали и все постукивали пальцами.

— Да что с вами? — наконец не выдержала Настя.

— Ничего, — ответил Васька и, помолчав, добавил: — Верно, дядя Тиша?

Тихон высоко поднял брови, потом сдвинул их к носу и серьезно сказал:

— Да, ничего особенного…

1957

Скворцы прилетели

(С натуры)

Весна. День такой ясный, что глазам больно. Но ветер резкий и порывистый; забрызгал воробья, умывавшегося под капелью, сорвал где-то плакат, вымочил его и бросил на забор сушиться, потом кинулся на лужицу с синим клочком неба и выплеснул ее на панель у автобусной остановки. Мужчина в серой шляпе отряхивается. На. его пухлом лице не то улыбка, не то добрая гримаса. Женщина в зеленом пальто морщится. Озорник ветер распушил ее меха и посадил на самый кончик носа светлую каплю. Две девушки, зацелованные до красноты ветром, трещат без умолку. Около них на носках ходит краснощекий лейтенант. На нем все блестит: козырек, погоны, пуговицы; солнце не насмотрится на его хромовые сапоги. Старушка, закутанная до подбородка шерстяным платком, сидит на мешке. Кажется, только она безразлична к тому — придет или не придет автобус. Остальные в нетерпении.

Из-за поворота на бульвар, вместе с бурыми листьями, ветер приносит песню:

Хороша страна Болгария,

А Россия лучше всех.

Заслоняя солнце, появляется фигура со скворечником. Она идет быстро, подпрыгивая. Скворечник на плече тоже подпрыгивает. Подойдя, человек густым басом заявляет:

— Кажись, не опоздал, — и, не дождавшись ответа, хохочет: — А я-то спешил, бежал, даже шапка мокрая.

Люди удивленно разглядывают веселого парня. Коричневый ватник как будто отлит по его квадратным плечам; на ногах сапоги-заколенники. Лицо широкое, подбородок круглый, глаза возбужденные.

— Постой, бабуся, — грохочет он. — Это что у тебя — мешок?

— Мешок, — поджав губы, отвечает старушка.

— С чем мешок-то?

Бабка торопливо поднимается, зажимает мешок между коленями.

— С отрубями.

— Тяжелый?

— Ох, тяжелый!

— Ладно, мы его внесем и вынесем. Ты держись за меня, старая.

Старушка испуганно улыбается, ее морщинистый лобик как раз вровень с нижней пуговицей коричневого ватника.

— А что, товарищи, весна? Чудесно! Солнце-то какое! — щурится парень.

Все смотрят на солнце, жмурятся и ничего, кроме золотых брызг, не видят.

— У нас в столярке для стенгазеты стих написали. Чудесный стих! Сейчас вспомню! — пощелкав пальцами, парень вспоминает: — «Выходит март лучистый на субботник и тащит за город снега». Вот здорово написано — на субботник, как человек. — Он смеется долго, до слез.

— Скворцы прилетели? — баском спрашивает лейтенант и кивает на скворечник.

— Наверное, прилетели, а как же! — уверенно отвечает парень.

— Прилетели, прилетели, — машет рукой старушка. — Около нашего дома гнезда ладят, а уж как кричат-то — голова в круги.

— Бабушка, вы про какую птицу? — в один голос перебивают ее девушки.

— Известно какая, черная, грач… — сердится старушка.

— Мы про скворцов говорим, — снисходительно поправляет лейтенант.

— Скворец — птица важная, ей хоромы подавай.

— Вот они и готовы, полюбуйся, какой дом, бабуся, — поглаживая крышку скворечника, говорит парень. — Чудесный, опусти в воду, капли не пропустит.

Человек в шляпе постучал ногтем по скворечнику:

— Сосна?

— Это-то сосна? — удивляется парень. — Да что вы, обыкновенный клен. Древесина белая, — он стучит по доске, — и твердая.

— И верно, клен, — смущаясь, поспешно соглашается человек в шляпе.

— Дочуркин заказ выполнил, — оживленно говорит парень. — Дочка у меня, Танечка, в детский сад бегает. День птиц у них там проводят. Сказала она мне: «Если не сделаешь домик для скворушек, рассержусь». Пришлось после ночной остаться, скворечник делать.

— Как вы свою дочку любите! Похвально… — впервые. подает голос женщина в зеленом пальто.

— Люблю, — простодушно соглашается парень. — Она у меня вот какая кроха, не больше горшка, а умная — удивительно. Я таких детей еще не встречал. Сидим мы вчера с Лизой, чай пьем, — Лиза это жена моя, — Танечка мне и говорит, а сама смеется, озорница: «Папа, нагнись. Чего я тебе скажу!» Я подставил ухо, а она мне и шепчет… — Парень понижает голос до шепота…

…А вокруг тишина, даже ветер стих, как будто он прислушивается к рассказу парня. У женщины в зеленом пальто вытягивается шея, на которой хомутом повисает пышный воротник.

— «Па-па, сделай мне скворечник», — растягивает парень слова. — Чудесно! Я посадил Танюшку на плечи и давай отплясывать. А Лиза все допытывалась, о чем это мы с дочкой секретничали. Мы так и не сказали, пусть догадывается.

Парень почему-то смущается. Люди вокруг смеются. У человека под шляпой щеки надулись и дрожат, наверное, он сейчас чихнет, и все ему хором скажут: «Будьте здоровы!» Становится жарко. Дорога размякла и окуталась паром, как ошпаренный жмых. Женщина в зеленом пальто стягивает с себя чернобурый хомут и облегченно вздыхает:

— Больно ты говорун, парень. Небось стахановец, — добродушно ворчит старушка.

Девушки фыркают. Старушка косится на них и продолжает:

— Я человека вижу насквозь, сердце у тебя ласковое.

Но парень ее не слушает, он глядит вдаль, на белесый горизонт, на дорогу и вдруг кричит: — Идет!

Раздавливая лужи, по дороге катится голубой автобус. Пассажиры суетливо вытягивают очередь.

— Скорее, скорее, бабуся! — торопит парень.

Машина останавливается, открывается дверца. Парень подхватывает бабкин мешок и несет его как кисет. За ним, не спуская с мешка глаз, спешит старушка. Лейтенант услужливо пропускает вперед девушек, помогает подняться женщине в зеленом пальто, а потом за дверцей скрывается и