королевские покои; войдя туда, Жанна и ангел увидели, что Карл VII и его советники все еще продолжают молиться, стоя на коленях; но, заметив девушку и сопровождавшего ее небесного посланца, они поднялись, преисполненные изумления. Тогда ангел выпустил руку Жанны, подошел к королю, которого отделяло от двери расстояние, примерно равное длине копья, склонился перед монархом и, протягивая корону стоявшему рядом архиепископу, произнес такие слова:

— Государь, я явился сказать вам, что вы снискали милость Господа, пославшего вам эту юную девушку для спасения королевства; смело предоставьте ей действо­вать, дав ей столько воинов, сколько вам удастся собрать; а в доказательство того, что она должна короновать вас в Реймсе, вот небесная корона, которую посылает вам Господь Бог. И не сомневайтесь более, государь, ибо про­должать сомневаться — это оскорблять Господа.

Произнеся эти слова, ангел выпустил из рук корону и, снова скользнув по полу, так, что из-за его длинной одежды невозможно было определить, шел он или летел, вернулся в часовню, где на глазах у Жанны мягко ото­рвался от пола и сквозь купол вознесся в небо. При виде этого зрелища бедная девочка принялась плакать, ибо ее душа, предчувствуя все то, что предстояло претерпеть на земле ее телу, была охвачена великим желанием последо­вать за этим прекрасным ангелом на небо; но время веч­ного блаженства для нее еще не наступило. И небесный посланец покинул ее, не откликнувшись на страстную мольбу, которую она произносила с молитвенно сложен­ными ладонями.

Затем Жанна с глубоким вздохом встала и подошла к королю.

— Славный дофин, — сказала она ему, указывая на корону пальцем, но не касаясь ее, — вот ваш знак; возь­мите его.

И Карл VII склонился перед архиепископом Рейм- ским, который возложил корону на его голову.

После этого было почти решено, что все полностью доверятся Жанне; тем не менее советники попросили короля сначала отправить Жанну в Пуатье, где находился парламент и было несколько крупных ученых в области теологии; но тогда король заявил, что он сам сопроводит Жанну в этот город, и потому велел ей быть готовой к отъезду на следующий день. Жанна спросила, куда ее намереваются отвезти, и он ответил ей: в Пуатье.

— Видит Бог, я знаю, что мне придется многое пре­терпеть там! — воскликнула Жанна. — Но это не имеет значения, Господь мне поможет. Поедем же туда, коль скоро так угодно королю.

Наутро Жанна выехала в город Пуатье. Там в ожида­нии ее собрались все духовные лица и доктора теологии, жившие в самом городе и на двадцать льё вокруг; им уже было известно о том великом доверии, какое король испытывал к этой юной девушке, и, поскольку он выра­зил ей это доверие, не посоветовавшись с ними, они чув­ствовали столь большую досаду, что более всего на свете жаждали уловить Жанну на каком-нибудь противоречии; и потому, как она и предсказывала, ей предстояло немало претерпеть от них; но, как и в Шиноне, в Пуатье ее ни на миг не покидало присутствие духа, так что все пора­жались, как простая юная девушка, никогда не изуча­вшая тех наук, каким обучают мужчин, могла отвечать столь осмотрительно. Несмотря на то, что король, архи­епископ Реймский, мессир Карл де Бурбон и мессир де

Ла Тремуйль уверяли, что Жанна представила им неопро­вержимое доказательство истинности ее миссии, ученая ассамблея не хотела верить королю и двум благородным сеньорам на слово, и один кармелит довольно ядовито заметил, что, раз уж Жанна представила одно доказатель­ство, ей ничего не будет стоить представить и другое.

— Так я и поступлю, — отвечала Жанна, — и этим доказательством будет снятие осады Орлеана и корона­ция короля в Реймсе. Дайте мне воинов в таком количе­стве, какое найдется; отправляйтесь вместе со мной, и вы увидите два доказательства вместо одного.

— Но, — возразил один доктор теологии из ордена доминиканцев, — если Господу угодно, чтобы англичане были изгнаны из Франции, Господу не нужны солдаты, чтобы осуществить подобное чудо, ибо, стоит ему только пожелать этого, как одной его воли будет достаточно не только для того, чтобы заставить англичан вернуться домой, но и для того, чтобы уничтожить их всех от пер­вого до последнего.

— Солдаты будут сражаться, — отвечала Жанна, — и Бог даст им победу.

— А скажите нам, моя милая, — с сильно выраженным лимузенским акцентом произнес брат Сеген, — на каком языке говорили ваши голоса?

— На лучшем французском, чем ваш, — ответила Жанна.

Еще один теолог процитировал богословские книги, в которых говорилось, что не следует верить как в сами видения, так и тем, кто утверждает, будто видел их.

— Признаться, — промолвила Жанна, — я не знаю, что там говорится в ваших книгах, но мне известно, что в книге Господа написано куда больше, чем во всех этих книгах.

Впрочем, в Пуатье, как ранее в Шиноне и в Вокулёре, образ жизни девушки служил назиданием для всех; она остановилась в доме метра Жана Рабато, женатого на доброй и достойной женщине, под опеку которой была отдана Жанна, и, поскольку та почти все время прово­дила в молитве и в благочестивых делах, славная хозяйка повсюду говорила, что она никогда не видела столь скромной и столь набожной девушки и, скорее, та сама может опекать других, чем находиться под чьей-либо опекой. Такого же мнения придерживались и все те, кто приходил повидать ее и, побеседовав с ней, возвращался со словами, что это Божье создание и нужно верить ее словам так же, как Евангелию; наконец, этот глас народа, который на сей раз определенно можно было назвать гласом Божьим, дошел и до слуха самих ученых-теологов, и, поскольку, с какими бы ухищрениями ни составляли они свои вопросы, им ни разу не удалось уличить Жанну ни в противоречиях, ни в ереси, они в конечном счете единогласно заявили, что нужно довериться девушке и попытаться осуществить то, что она предлагает.

Король, весьма обрадованный таким решением, увез Жанну в Шинон, и там было решено, что первой экс­педицией с ее участием станет доставка в осажденный город обоза со съестными припасами, которые в течение двух недель собирали в Блуа и в которых, как было известно, чрезвычайно нуждался добрый и верный город Орлеан.

V. ОБОЗ