Хотя Рузвельт не хотел действовать, известные журналисты писали письма с поддержкой приостановки вещания и предлагали, чтобы Федеральная комиссия по связи сама лишила Кофлина эфира. 24 Поскольку Кофлин начал выступать за авторитаризм и фашистскую диктатуру, администрация Рузвельта решила, что радиочастотный спектр - это "ограниченный национальный ресурс", и поэтому радиовещание не имеет права на полную защиту в соответствии с Первой поправкой. 25 В июле 1939 года Национальная ассоциация радиовещателей внесла изменения в свой кодекс, ограничив продажу эфирного времени "выразителям спорных общественных вопросов" и четко указав, что радио не может использоваться для "нападок на чужую расу или религию". 26 Ассоциация обсуждала вопрос о том, что можно освещать в радиообращениях и как (или в какой степени) религиозный контент на радио должен способствовать консенсусу и духовной гармонии против очернения других религий для укрепления своей собственной. 27 Вопросы о том, как лучше относиться к этим вопросам, помогли сформировать нормативную базу, известную как Доктрина справедливости, 28 , которая требовала, чтобы вещательные СМИ предоставляли равное время для представления противоположных сторон по спорным темам.

23 сентября 1940 года Кофлин написал в своем бюллетене, что его "вытеснили из эфира". В 1942 году почтовое ведомство США лишило его бюллетень "Социальная справедливость" права пересылки вторым классом, а генеральный прокурор начал расследование как источника проаксистской пропаганды.

Снятие Кофлина с должности значительно снизило его влияние; после вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну он стал все более неактуальным и в конце концов вернулся к спокойной жизни проповедника. Однако его популярность в период расцвета является интересным примером того, как харизматические личности, обладающие врожденным пониманием структуры и сути влияния, могут формировать общественное мнение.

Мало кто поспорит с тем, что в конце 1930-х годов отец Кофлин был на правильной стороне истории или являлся силой добра. Современник Кофлина, философ Карл Поппер, рассуждал о "парадоксе толерантности" - о том, как либеральное общество, терпимое к авторитарным взглядам в интересах свободы слова, может подорвать свое собственное выживание. Действительно, пример Кофлина имеет непосредственное отношение к сегодняшнему дню, поскольку частные предприятия, правительство, СМИ и гражданское общество отреагировали на появление демагога многогранно и этически сложно. Были меры государственного регулирования. Были усилия по просвещению общества. А частные организации сделали выбор в пользу и отказали ему в предоставлении платформы, причем толпы людей как поддерживали этот выбор, так и выступали против него.

Эти же вопросы стоят перед нами и сегодня, хотя и на другом типе технологической инфраструктуры. Ставки также схожи.

Ответ на мельницу слухов и машину пропаганды

Современные параллели с историей Кофлина многочисленны. Новая мощная технология, радио, изменила то, как люди получали информацию и узнавали о мире. Оно стало источником развлечений; радиоведущие стали влиять на культуру, становиться звездами. Такие моменты, как радиоадаптация Орсоном Уэллсом в 1938 году романа Г. Г. Уэллса "Война миров" о вторжении марсиан в Америку, показали, насколько уникально оно может передавать как реальность, так и нереальность. Президент Соединенных Штатов Франклин Д. Рузвельт использовал радио для своих "бесед у камина", вечерних передач о самых разных проблемах - от депрессии до борьбы с фашизмом в Европе. Как и любое другое технологическое средство, радио стало инструментом пропаганды, которым пользовались как государственные деятели, так и демагоги вроде Кофлина.

Немногим более десяти лет назад последний крупный сдвиг в коммуникационных технологиях - социальные медиа - привел к появлению троицы - влиятельных лиц, алгоритмов и толпы. Решения по дизайну частных платформ стали влиять на то, кого мы знаем и что видим, что привело к распространению новых отношений и новых голосов. Эти решения также увеличили предложение нефильтрованной информации - и способствовали появлению нестандартных реалий. Люди, разделяющие не только таланты Кофлина - харизму, умение рассказывать истории, глубокую связь с аудиторией, - но и его демагогию и авторитарность, получают необычайно много пользы от этой новой среды.

Как же нам ответить на этот вопрос? Как нам думать о свободе слова в алгоритмически опосредованной коммуникационной экосистеме? Можно ли перестроить способ создания и обмена информацией таким образом, чтобы не только увеличить количество голосов, но и расширить возможности их услышать? Как мы можем достичь консенсуса или справиться с "реальностью торнадо", не столкнувшись с проблемами, возникающими в результате того, что Ноам Чомски назвал производством согласия?

Мы переживаем период адаптации. Каждая революция в коммуникационных технологиях приводила к периоду разрушения: доступ к информации расширялся, традиционные иерархии рушились, новые голоса усиливались, культура менялась, а потенциал для мобилизации и активизма развивался. Это часто приводит к социальным потрясениям: печатный станок, как мы видели, сыграл важную роль в Реформации и Тридцатилетней войне. В конце концов появляются защитные ограждения, поскольку регулирование пытается смягчить наихудшие негативные внешние эффекты; например, в XIX веке, по мере того как газеты становились все более заметными, страны вводили законы, предусматривающие наказание за клевету и минимизирующие монопольный контроль. Общество постепенно адаптируется: большинство людей поняли, что таблоиды в супермаркетах часто не говорят правду. Возникают структурные реакции и усилия по повышению медиаграмотности, а также рост числа контрпропагандистов, которые выступают против сути новых популярных аргументов.

Какие ограждения могут смягчить негативные последствия столкновения машины пропаганды и мельницы слухов после революции в социальных сетях?

Американские лидеры конца 1930-х годов решили уникальную проблему, связанную с влиянием радиосвязи, с помощью политики, как нормативной, так и саморегулируемой. Они создали соответствующие формы образования - и мы можем многому научиться у них. Сегодняшняя коммуникационная инфраструктура является более полнофункциональной и партисипативной, чем радио, поэтому дизайн предлагает мощный третий рычаг.

Но технологии - это лишь часть истории. У пользователей есть власть, и обычные люди могут предпринять шаги, чтобы избежать ропота, противостоять наживе преследователей и токсичных гуру и создать более здоровые нормы.

Политика

Реакция на выступление отца Кофлина представляет собой интересный пример модерации контента в ушедшую эпоху. Была "маркировка", поскольку диктор станции немедленно предупредил слушателей о том, что Кофлин ввел их в заблуждение. Была проверка контента. Был временный, а затем постоянный запрет. Также была изменена политика на уровне индустрии, чтобы попытаться предотвратить повторение сценария.

И когда вещатели приняли меры, сторонники Кофлина выразили протест.

Параллели очевидны. Сегодня компании, работающие в социальных сетях, являются могущественными регуляторами онлайн-речи, устанавливающими правила, кого и что они будут переносить. 29

Переосмысление модерации контента

У общества сложные отношения с модерацией контента. Многие могут возразить, что современный отец Кофлин не имеет права появляться на телевидении или цитироваться в газетах, но социальные сети - это совсем другое. Многие рассматривают эти