— Марчелло, рад тебя слышать, — говорю я, искренне удивляясь, что он протягивает мне руку.

— Да, конечно, — резко отвечает он. — Я подумал, что тебе будет интересно узнать, что Валентино тогда спас другого мальчика, — добавляет он, и я замираю.

— Что ты имеешь в виду? — Я хмурюсь.

Сиси видит мое выражение лица и выхватывает телефон у меня из рук, включив громкую связь.

— Как ни странно, он оказался с Агости. Я не знаю, как, но он теперь работает на Энцо. Может быть, вы сможете договориться о встрече, — говорит он, явно торопясь закончить разговор.

— Как его зовут? — спрашиваю я, и Сиси смотрит на меня с тревогой в глазах.

— Неро. Он примерно твоего возраста. Поговори с Агости. — Он даже не дожидается моего ответа, когда кладет трубку.

— Марчелло все еще держит обиду, — комментирует Сиси, и я вынужден согласиться. Он все еще дуется после прошлого раза, но я знаю, что он придет в себя. Он всегда так делает.

— Может быть, этот Неро будет знать больше, — добавляю я, впервые немного оптимистично.

После воспоминаний о том, что случилось со мной и Ваней, я знаю, что обрушу адский дождь на всех, кто в этом замешан. Они должны быстро найти своего бога и молиться, потому что ничто не помешает мне превратить их жизнь в кошмар.

Мой план на день составлен, я ухожу только тогда, когда моя девочка удовлетворенно мурлычет.

Через некоторое время мне удалось договориться о встрече с Неро в доме Энцо. Я позвонил Агости и объяснил обстоятельства — или столько, сколько ему нужно знать, - и он был весьма любезен, помогая мне встретиться с Неро.

Я приезжаю к нему домой чуть позже полудня, и меня приглашают в кабинет. С первого взгляда на Нерона я вижу, что он мне знаком.

Я не знаю, встречал ли я его раньше, но его глаза имеют то же качество, что и мои — оба бездушные. Это еще больше подтверждается, когда он двигается — роботизированная неподвижность, которая мне в какой-то степени знакома. В моем случае, однако, я потратил годы, пытаясь бороться с этим, наблюдая за тем, как ведут себя люди вокруг меня, и подражая им.

— Влад, — улыбаюсь я, протягивая руку для приветствия.

Его глаза пусты, и он просто кивает мне, проходя к дивану и садясь.

Черт, но он еще грубее, чем я.

Я сажусь рядом с ним, продолжая наблюдать.

Его спина прямая, не касается дивана, руки лежат на коленях, а позвоночник составляет угол девяносто градусов. Он похож на солдата на учениях. Его глаза обращены вперед, как будто меня нет в комнате, но я вижу небольшие движения в углу - он оценивает свое окружение.

— Полагаю, тебе любопытно, о чем я хотел с тобой поговорить, поскольку мы никогда раньше не встречались, — начинаю я, сохраняя веселый тон.

Он по-прежнему не отвечает, просто смотрит вперед. На мгновение я задумываюсь, не похож ли он на Сета, у которого тоже есть язык.

— Проект «Гуманитас», — перехожу я к делу, и его челюсть дергается в знак того, что это название что-то для него значит.

— Что ты знаешь о проекте «Гуманитас»? — спрашивает он, и я впервые слышу его голос. Он сырой и хриплый, как будто он долгое время находился в дыму, и его голосовые связки повреждены.

— Я был там. — Я пожимаю плечами, ожидая, что он даст мне больше, чем просто подергивание лица.

Медленно, его лицо поворачивается ко мне, его глаза сужаются.

— Мне сказали, что нас обоих забрали одновременно. Валентино Ластра, — добавляю я, довольный тем, что он отреагировал на имя.

Он молчит некоторое время, прежде чем спросить.

— Что они с тобой сделали? — он моргает медленно, почти механически.

Думаю, не помешает показать ему, поскольку я делаю обоснованное предположение, что он прошел через то же самое, что и я. Распахнув рубашку, я показываю ему гребни от хирургических шрамов, и он кивает.

Удивительно, но он делает то же самое, показывая мне большой шрам на спине, идущий от шеи до таза.

— Я удивлен, что ты выжил, — комментирую я, замечая обширные шрамы.

— То же самое, — отвечает он, надевая обратно свою одежду.

— Что ты помнишь? — спрашиваю я, рассказывая ему, что многие мои воспоминания из плена исчезли.

— Тебе повезло, — тихо говорит он. — Не проходит и дня, чтобы я не помнил, что они со мной делали... что они пытались, — усмехается он.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что они пытались создать идеального солдата, — начинает он, и я киваю, — а для этого им нужны были дети, у которых с рождения был определенный дефект, из-за которого их вряд ли волновали вопросы добра или зла. Что-то вроде психопата.

— Мутация в миндалине. У тебя она тоже есть?

— Да. У всех, кто там был, она была. Это был базовый уровень. После этого они попытались сделать из нас машины для убийства, вытравив из нас человечность и заменив ее жаждой крови. Но им нужно было и кое-что еще... — он прерывается, поднимает рукав и отгибает конец рубашки и брюк, чтобы показать мне бионические руку и ногу. — Физическая сила. Им нужен был кто-то непобедимый, поэтому они пытались устранить боль и превратить наши тела в оружие.

— Они сделали это с тобой? — Мои глаза расширяются, а он просто пожимает плечами.

— Они имплантировали металл в мой позвоночник. Он соединяется с рукой и ногой. После того, как меня спасли, это было плохо, так как мне нужно было изменить их размер, а там не так много инженеров, которые могли бы это сделать, — непринужденно комментирует он.

Черт, он полуробот.

Теперь это объясняет его позу.

— Ты тоже был близнецом? — спрашиваю я, и впервые вижу вспышку боли в его глазах.

— Да. Хотя его уже давно нет.

— И моего тоже, — добавляю я, и на короткое мгновение мы понимаем друг друга.

— Почему ты спрашиваешь о них сейчас? Прошло более двадцати лет, — он хмурится, наклоняет голову и с любопытством смотрит на меня.