которые говорили о своей болезни до или во время сражения, теряли свою честь» (с. 187). В большинстве своем это были «лентяи», «симулянты», «неудачники», «простофили», совершавшие «дурацкие поступки». «Мы на войне, и не должны вести мирное существование в Могилеве. Все офицеры должны отказаться от сонного прозябания в тылу и начать серьезную жизнь» (с. 201). Бах-Зелевский полагает, что именно благодаря этим недостаткам его коллег, а вовсе не благодаря умелым действиям большевиков или их талантам война начиная с 1942 г. стала приобретать катастрофический для Германии характер. Это характерно для записи от 27 декабря 1941 г.: «Наш фронтовой солдат не имеет обмундирования для зимней кампании и привязан к шоссейным дорогам из-за сильной моторизации. Отсюда и большевистские успехи. Надеюсь, что мы переживем кризис доверия. Воюющий солдат по праву считает себя брошенным и преданным руководством» (с. 175–176). Помимо плохого снабжения армии Бах-Зелевский отмечает некомпетентность «штабных крыс», прячущихся в тылу от опасности, отмечая в начале января 1942 г.: «Фронт может рухнуть! Большевистские орды могут наводнить нашу родину! А тут, оказывается, главное держать полицию в Германии! Эту чушь совершенно нельзя принять, так как те, кто сидят в Рейхе, до сих пор не поняли, какая отчаянная сейчас ситуация на фронте» (с. 184).

Такое язвительно-пренебрежительное отношение ко многим своим ближайшим коллегам, возможно, психологически и облегчало Бах-Зелевскому его роль свидетеля обвинения на Нюрнбергском процессе, поскольку почитаемого им Гиммлера на процессе не было. Впрочем, ему отвечали взаимностью. О высокомерии и раздутом самомнении самого Бах-Зелевского ходили легенды. Составители книги приводят мнение бывшего командира специальной команды СС оберфюрера Оскара Дирлевангера: «Я видел его несколько раз, этого очень тщеславного парня, который наслаждался своей ролью господина, властного над жизнью и смертью гражданского населения, а также его подчиненных» (Дневник карателя…, 2021: 83).

Свое представление об идеальном человеке и солдате Бах-Зелевский высказал в очень примечательном обращении (по сути, молитве) к «Неведомому Богу», созданном в ноябре 1942 г. и завершающем первую часть дневника как своеобразный итог: «Ты, Неведомый, который управляет судьбами людей и народов. Ты знаешь, где я был прав, а где неправ, где я подчинялся приказам фюрера и где я не мог этого сделать. Как верный последователь Адольфа Гитлера и порядочный немецкий офицер, я принимаю на себя судьбу, которую Ты для меня определил. Боже мой, Ты знаешь, что я, как и любой другой здоровый человек, люблю жизнь и боюсь боли и смерти. Если Ты избрал меня в роковой час народов для великой задачи, то в сердце своем я не прошу о жизни. Я прошу о жизни фюрера, которого Ты послал немецкому народу, и даруй победу моему народу, после чего я прошу Тебя о здоровье жены и детей. Ты знаешь, как я благодарен Тебе за то, что Ты подарил мне любовь такой благородной и доброй женщины, которая всегда жила в любви и заботе только о своем муже и наших детях. Ты знаешь, что это была единственная женщина, которую я когда-либо любил как жену, любовницу и мать. Сохрани детям мать, и пусть мои любимые дети станут истинными немцами. Ты подарил мне большое счастье, но также позволил лицезреть ужасы этого мира и Твоих созданий. Будь милостив ко мне и дай мне силы, чтобы я никогда не боялся намерений рейхсфюрера СС и в опасности не думал о себе, а только о благополучии и горе людей, доверенных мне. Если Ты решил предать меня смерти, то позволь мне умереть без колебаний, стать примером для моих подчиненных. Так много Ты призвал к себе моих хороших товарищей в войне 1914–1918 годов и в нынешней войне. Дай мне достойную кончину!» (с. 258) (выделено нами. – Е.М., А.Р.).

* * *

Партизанское движение на оккупированных территориях СССР оказалось одним из главных препятствий, предусмотреть которое немецкое командование было не в силах. «Восточные и некоторые юго-восточные районы Европы, – писал и Бах-Зелевский, – характеризуются отсутствием общественной безопасности, грабежами и нападениями банд. В кризисные времена, особенно во время войн, эта преступная деятельность возрастает до организованной бандитской деятельности. Большевизм, как мы знаем, планомерно вырастил и настроил грабителей, бандитов и членов Красной Армии под названием “партизан” для боевых действий в тылу немецкого фронта» (с. 286–287).

Однако, несмотря на принятые пропагандистские меры, масштаб и организованность партизанского движения были таковы, что требовалось отдельное изучение этого вида войны и системы его организации: «в Припятских болотах Москвой создано несколько бандитских республик. Они считаются, главным образом, пунктами сбора новобранцев для воюющих бандитов Вайссрутении и тылового района группы армий “Центр”. Всех добровольцев и принудительно завербованных молодых людей Вайссрутении отправляют в Припятские болота, где их готовит в учебных лагерях кадровый состав бандитов. Только после того, как они пройдут достаточное обучение и будут вооружены, они заменяют собой уже существующие или разбитые партизанские бригады. В соответствии с этим серьезные бои с нашими войсками ведет только кадровый состав партизан, в то время как новобранцы немедленно уходят после первых выстрелов. На территории Припятских болот большое количество скота. Поэтому учет скота, вероятно, может здесь дать исключительно высокие результаты. Насколько умело действуют комиссары из Москвы, видно из того, что они восстановили деревянные церкви, организовали курсы политической подготовки и везде создали спортивные площадки и футбольные поля» (с. 268).

При сравнении опубликованного текста дневника с документами, затрагивающими уничтожение евреев и партизан, бросается в глаза, что Бах-Зелевский предпочитал упоминать о расстрелах редко и лишь там, где они казались ему обоснованной мерой: «я приказал расстрелять все мужское население деревни» (с. 143), «я приказал бомбить бандитские гнезда тремя самолетами» (с. 223). Подробных описаний расправ не дается, по ходу дневника вообще складывается ощущение, что речь идет лишь о констатации фактов: «дома были сожжены» (с. 212), «совершил полет… горящие дома освещали дорогу» (с. 248), «пролетел над линией пылающих деревень» (с. 304). Используются нейтральные стилистические обороты: «провел акцию по умиротворению»[297] (с. 155), «зачистка окруженного противника… завершилась» (с. 206), «очистил от партизанских групп населенные пункты» (с. 212).

20 августа 1941 г. в дневнике появляется запись: «Сровняли с землей следующие населенные пункты: Туров, Запесочье, Дворец, Погост, Степец, Озераны, Семуражье и Хочень» (с. 148). Что стоит за этими строками, Д.А. Жуков и И.И. Ковтун поясняют в предисловии: «в Турове штаб Баха и подразделения 1-го кавалерийского полка СС убили 685 человек. 80 евреев, в том числе женщин и детей, расстреляли в центре города, охваченном пожаром. Часть людей убили на берегу реки Струмень, другую – в деревне Сторожевцы, а оставшихся жителей сожгли в домах. Акцию в Погосте