Шрифт:
Закладка:
Его перенесли на КП комбата.
Бой продолжался. Все в круговороте бешеного огня.
Казалось, этого огня хватило бы стереть с земли целую страну. Но битва на Сапун-горе продолжалась.
Надо вернуться на передний край и разить фашистов. Есть еще сила в руках. Он попытался приподняться на локтях и провалился в какую-то мглу...
Очнулся в санитарной машине. Сапун-гора осталась где-то позади, и сжалось сердце разведчика. Кажется, в тот час или чуть позже в его сознании вызревали слова, которые он записал в свой блокнот, хранящийся у него по сей день в полевой сумке:
«...Если ты будешь в Севастополе, обязательно поднимись на Сапун-гору — высоту геройства. Здесь во время Великой Отечественной войны гремела историческая битва. Низко склони голову перед теми, кто на этой священной земле отдал свою жизнь за свободу нашей Родины-матери. Вспомни славных разведчиков — морских пехотинцев.
Если ты художник — нарисуй их, известных и неизвестных, в лепестках пламени!
Если ты скульптор — воскреси их в граните!
Если ты композитор — воздай им славу волнующей душу ораторией!
Если ты поэт — сложи им гимн, который жил бы вечно! И скажи слова крылатой благодарности тем, кто был до конца верен воинскому долгу».
Евгений Вучетич
Человек никогда не устает смотреть на пламя костра. Не потому, что возле него тепло и уютно. Нет. В нем есть что-то более сильное, завораживающее.
Пламя никогда не бывает спокойным: каждую секунду появляется в нем что-то новое, неповторимое. Это живой букет цвета и света с множеством красок, оттенков, ярких искр, которые неустанно рождаются в орбите костра.
В самом горении нет покоя. Прислушайтесь к костру. Он яростно рвет тишину, и она отступает. А темнота, которая перед появлением пламени, кажется, сгустилась и пыталась стать вязкой смолой, вдруг раскалывается, разлетается в разные стороны и робкими тенями дрожит поодаль или прячется за спиной, крадется за кустами...
Смотрю на пламя и думаю о человеке, который как бы вырастает передо мной из костра и радуется тому, что стал частичкой пламени.
Живет в моей памяти художник, творчество которого много лет удивляло и завораживало меня. Я помогал ему в разработке тем, связанных с увековечением подвига героев Сталинградского сражения и штурма Берлина.
Тот, кому доведется быть в Волгограде, непременно должен походить по Мамаеву кургану, где пролегали огневые позиции героической битвы и где воздвигнут ныне величественный монумент «Родина-мать».
Оживающие камни и глыбы бетона! Они рассказывают о пережитом с удивительной достоверностью. Выразительные черты лица, раскрывающие характеры и внутренний мир воинов, заставляют ощущать всю грандиозность жестокой битвы.
Ходит бывший солдат по кургану, и перед ним, как из дымки, выступают фигуры воинов, боевые эпизоды, детали боевых позиций той самой поры, которая запомнилась ему с октября сорок второго.
Лица родных и близких боевых друзей. Хоть бросайся в объятия, обнимай, целуй, прижимай к груди и по-солдатски скупо плачь, вспоминая прошлое.
Но глаза и губы друзей неподвижны. Они — из бетона.
Однако старый солдат, останавливаясь перед ними, ждет, что вот сейчас, сию минуту задвигаются брови хмурого воина, решившего стоять насмерть; привстанет и швырнет гранату смертельно раненный морской пехотинец; сделает еще один шаг и присядет отдохнуть санитарка, выносящая с поля боя раненого воина; поднимет глаза и горестно вздохнет скорбящая мать, что держит на коленях умершего сына...
Бывший солдат узнал в скульптурных композициях себя, своих боевых друзей.
Вдохнуть такую жизнь в камни и бетон, вдохнуть навечно, навсегда — подвластно художнику редкостного дарования...
Кто он и что вдохновляло его на такие свершения?
Ростов-на-Дону. Подворья предпринимателя Модина, ведающего ломовым транспортом города, с конюшнями и завозными занимали целый квартал между Сенной и Скобелевской улицами. Здесь, в лабиринтах складов и навесов, между пристройками и амбарами, под телегами и арбами, прошло детство мальчика, которого сверстники чаще называли не по имени, а по не очень понятному для них прозвищу — «скульптор». Девятилетний «скульптор» умел хорошо лепить из глины ворон, индюков, домашних животных. Лучше всех умел выпиливать и вырезать ножом из обыкновенной дощечки наганы, сабли, многозарядные маузеры, как взаправдашние, и вооружать ими ребячье войско. По стране катились сражения гражданской войны. По Ростову они проносились несколько раз, как морские штормы, то с юга на север, то с севера на юг. И мальчишки, чьи отцы ушли бороться за правое дело, играли в войну.
Шестнадцати лет — это было уже в двадцать четвертом году — пошел он работать на шахту. В следующем году поступил учиться в художественное училище в Ростове. Занимался в классе живописца Андрея Семеновича Чиненова, в прошлом тесно связанного с передвижниками. Мастер-реалист видел у своего ученика хорошие задатки, давал ему свои краски и кисти. Большое влияние на юношу оказал директор училища, чудесный педагог Анатолий Иванович Мухин. Он воспитывал своих подопечных на традициях русской классической школы.
Под влиянием этих внимательных воспитателей молодой скульптор определил свой путь.
После окончания школы уехал в Среднюю Азию, в Самарканд. Вернулся оттуда в родной город в тридцать первом году с персональной выставкой: рисунки, наброски, пейзажи, акварели, портреты, скульптуры. Посетители выставки не раз слушали автора, молодого человека с окладистой бородой. Ему было всего лишь двадцать три года, но его слова о жизни, о творчестве уже тогда звучали убедительно, удивляя мудростью и глубиной познания законов искусства.
Прошли два года учебы в Ленинграде. И снова Ростов-на-Дону. Избирается членом правления, а затем председателем Северо-Кавказского товарищества художников. Под руководством известного архитектора Ивана Ивановича Сербинова успешно завершает работу над рельефом на лицевой стороне новой гостиницы «Ростов» и создает удивительный по красоте Ростовский фонтан.
Осмотрев этот фонтан, архитектор Владимир Алексеевич Щуко пригласил автора работать в столицу.
— Вам надо быть в Москве, — сказал он. — Приедете — заходите прямо ко мне.
1935 год. Молодой человек работает на строительстве гостиницы «Москва» модельщиком-формовщиком. Получил пятый разряд и только тогда пошел к Щуко.
В приемной ему сказали:
— Владимир Алексеевич задерживается, Если есть время, подождите здесь.
Усталый, сел на мягкий диван, глубоко провалился и тут же заснул. Сколько спал, не помнит, но сквозь сон услышал:
— Тише... Это скульптор из Ростова, я давно приглашал его в Москву. Пусть поспит...
— Нет, я не сплю!