Шрифт:
Закладка:
Я прошла за ним к патрульной машине. Он прислонился к дверце и сурово взглянул на меня.
– Я слышал вашу речь, – сообщил он. – Правильно ли я понял – вас зовут Вивиан Моррис? – Судя по акценту, он родился и вырос в Бруклине. Может, даже прямо на этом самом месте. Такой чистый нью-йоркский выговор нельзя подделать.
– Так точно, сэр.
– И вы сказали, что ваш брат погиб на войне?
– Верно.
Патрульный снял фуражку и провел рукой по волосам. Рука у него дрожала. Я решила, что он и сам ветеран войны, – возраст как раз подходящий. И у многих ветеранов вот так дрожали руки. Я оглядела его: высокий, лет сорока пяти, то есть примерно мой ровесник. Болезненно худой. Оливковая кожа, большие темно-карие глаза, кажущиеся еще больше из-за темных кругов под ними и глубоких морщин. Справа на шее у него были шрамы, как от ожогов: перекрученные жгуты из красных, розовых и желтоватых волокон. Теперь я уже не сомневалась, что передо мной ветеран войны. И приготовилась выслушать историю о том, как он сражался, – по всей видимости, историю нелегкую.
Но его следующие слова потрясли меня.
– Уолтер Моррис – ваш брат, верно? – спросил он.
Настала моя очередь задрожать. Колени чуть не подкосились. Имени Уолтера я в своей речи не упоминала.
Не успела я ответить, как он произнес:
– Я знал вашего брата, мэм. Мы вместе служили на «Франклине».
Я зажала ладонью рот, пытаясь заглушить подступившие к горлу рыдания.
– Вы знали Уолтера? – Как ни пыталась я держать себя в руках, голос все же сорвался. – Вы там были?
Я не стала задавать следующие вопросы, ведь он и так знал, что меня волнует: «Вы были там девятнадцатого марта сорок пятого? Были там, когда пилот-камикадзе спикировал на палубу „Франклина“, в результате чего запасы горючего взорвались, стоявшее на авианосце воздушное судно загорелось, а корабль превратился в плавучую бомбу? Вы были там, когда погибли восемьсот человек, включая моего брата? Были, когда брата хоронили в океане?»
Он несколько раз кивнул – нервно, порывисто дернул головой.
Да. Он там был.
Я велела себе не смотреть на ожоги у него на шее.
Но глаза меня не слушались.
Тогда я отвернулась. Я не знала, куда смотреть.
Заметив мою неловкость, патрульный еще больше занервничал. На лице у него застыл почти панический страх. Он был в полном смятении. Видимо, он боялся расстроить меня или заново переживал собственный кошмар. А может, и то, и другое. Тогда я собралась с силами, сделала глубокий вдох и сосредоточилась на том, чтобы его успокоить. В конце концов, разве моя боль сравнима с кошмаром, который пришлось пережить ему?
– Спасибо, что подошли ко мне, – сказала я чуть более ровным тоном. – И простите за такую реакцию. Я просто не ожидала услышать имя брата спустя столько лет. Для меня честь с вами познакомиться.
Я слегка сжала его плечо в знак благодарности. Он дернулся, будто я на него напала. Я медленно убрала руку. Патрульный напоминал норовистых лошадей, с которыми так хорошо умела управляться мама, – нервных, возбудимых. Пугливых и непокорных, которых никто не мог оседлать, кроме нее. Инстинктивно я сделала шаг назад и опустила руки, стараясь показать, что не представляю угрозы.
Затем я попробовала другую тактику.
– Как ваше имя, моряк? – мягко и почти с улыбкой спросила я.
– Фрэнк Грекко.
Он не протянул руку для рукопожатия, и я не стала настаивать.
– Хорошо ли вы знали моего брата, Фрэнк?
Он снова кивнул, так же нервно:
– Мы оба были офицерами, служили на палубе авианосца. Уолтер командовал моей дивизией. И курс подготовки мы проходили вместе. Поначалу нас распределили в разные места, но в конце войны мы оказались на одном корабле. Он к тому времени дослужился до более высокого чина.
– Ага. Ясно.
Я не понимала и половины его слов, но боялась, что он замолчит. Передо мной стоял человек, знавший моего брата. Мне хотелось выведать у него как можно больше.
– А сами вы отсюда, Фрэнк? – спросила я, уже зная ответ по характерному акценту. Я просто пыталась облегчить ему задачу. Начать с самых простых вопросов.
Снова нервный кивок.
– Из Южного Бруклина.
– Вы с братом были близкими друзьями?
Он поморщился.
– Мисс Моррис, я должен сказать вам кое-что. – Он снова снял фуражку и запустил в волосы трясущиеся пальцы. – Вы же меня не узнаете, нет?
– А почему я должна вас узнать?
– Потому что я вас знаю, а вы меня. Только прошу, мэм, не уходите.
– Да зачем же мне уходить?
– Потому что мы с вами встречались в сорок первом, – ответил он. – Это я тогда вез вас домой к родителям.
Подобно дракону, очнувшемуся от глубокого сна, прошлое опалило меня огнем и оглушило ревом. От жара и силы удара у меня потемнело в глазах. Головокружительными вспышками в голове пронеслись лица Эдны, Артура, Селии, Уинчелла. Мое собственное, тогда еще юное лицо в зеркале заднего вида побитого «форда» – убитое, пристыженное.
Водитель. Вот кто сейчас стоял передо мной.
Тот самый водитель, что при брате назвал меня грязной маленькой потаскушкой.
– Мэм, – на этот раз уже он схватил меня за руку, – прошу, не уходите.
– Хватит повторять. – Голос у меня дрожал. Зачем он без конца требует, чтобы я не уходила, если я и так не ухожу? Мне хотелось, чтобы он перестал повторять эти слова.
Но он снова сказал:
– Прошу, мэм, не уходите. Я должен объясниться.
Я покачала головой:
– Не могу…
– Да поймите же, мне очень жаль, – выпалил он.
– Не могли бы вы отпустить мою руку?
– Простите меня, мэм, – сказал он и наконец отпустил меня.
Что я почувствовала?
Отвращение. Сильнейшее отвращение.
Не знаю, было то отвращение к нему или к себе самой. Оно выползло на поверхность из самых глубин моего существа, где я когда-то похоронила стыд.
Я ненавидела его. Вот что я чувствовала: ненависть.
– Я был глупым мальцом, – сказал патрульный. – И не умел себя вести.
– Мне и правда пора.
– Прошу вас, Вивиан, не уходите.
Он чуть не сорвался на крик, и это меня испугало. Но хуже всего, что он назвал меня по имени. Сама мысль о том, что он знал мое имя, была мне ненавистна. Как и то, что он слышал мою речь на верфи и все это время знал, кто я такая, – знал обо мне слишком много. Я ненавидела его за то, что он видел мои слезы. Что понимал моего брата лучше меня. Что Уолтер оскорблял меня в