Шрифт:
Закладка:
— Ты имел дело с врагом? — Макрон сердито покачал головой. — Вы предатели! Все предатели!
— Тихо! — рявкнул Орфит. Он схватился за рукоять меча и тихо заговорил. — Прикуси свой язык, или я могу просто отрезать его сам.
— Делай свое подлое дело, ублюдок…
Без всякого предупреждения Орфит нанес жестокий удар слева, от которого голову Макрона резко развернуло, что заставило его замолчать. Он сразу почувствовал привкус крови во рту и сплюнул в сторону от болезненной пульсации в голове.
— Сегодня у нас обед со складов, в которых нам отказывал Корбулон. Но завтра люди Тапсиса откроют свои зернохранилища и пришлют хлеб, сыр, мясо и вино в обмен на мир между нами. Один из наших людей уже разговаривал с лидерами повстанцев несколько дней назад, и сделка согласована. Завтра пир!
Последователи Орфита лихорадочно приветствовали перспективу набить себе животы. Он снова призвал их к молчанию и повернулся к заключенным. — Братья, у вас есть выбор: присоединиться к нам или оставаться связанными, под охраной, пока наши условия не будут выполнены. Центурион Макрон говорит, что наше дело обречено на провал и что всех нас ждет жестокое наказание. Он не прав. У Корбулона нет другого выбора, кроме как уступить нашим требованиям. Особенно, когда охотничий отряд вернется в лагерь, и он попадает в наши руки. И что это за требования? Во-первых, он полностью прощает всех, кто встал на сторону мятежа. Во-вторых, он снимает осаду и ведет армию обратно на зимние квартиры в Тарс. В-третьих, он отправит в Рим список наших требований о полном рационе, полноценной оплате нашей службы и справедливой дисциплине, чтобы должным образом представить наше возмущение создавшимся положением.
— Это полная чушь! — перебил Тортилл. — Командующий никогда на это не согласится! Ни один римский полководец никогда бы не согласился.
— Но он это сделает. По одной очень простой причине. — Орфит наполовину повернулся и указал на восток. — В конце долины проходит дорога, ведущая в Армению и Парфию. Если Корбулон откажется согласиться с нашими требованиями, мы двинемся к границе и разобьем там новый лагерь. Если Рим пошлет за нами войска, мы перейдем в Парфию. Даже если Рим оставит нас в покое из-за страха перед нашим уходом, наше присутствие там послужит доказательством того, что Империя восстает против самой себя, и это только придаст смелости парфянам.
— Ты бы сделал это? — в ужасе спросил Тортилл. — Вы продадитесь врагам Рима?
— Нам не придется. Рим удовлетворит наши требования с гораздо большей готовностью, чем подвергнется унижению со стороны стольких своих солдат, переходящих на сторону врага. Поверьте мне, Корбулон не заставит нас предать Рим. Мы получим все, о чем просим. Итак, кто из вас присоединится к нам? Говорите, и ваши путы разорвутся, и вы сможете занять свое место вместе с нами. Там будет еда и теплая крыша над головой. Для тех, кто слишком глуп, чтобы принять правду о том, что я говорю, вы будете продолжать жить на четверти рациона, пока мятеж не закончится. Кто с нами? Говорите сейчас. Это будет ваш единственный шанс выбрать свою сторону. Выбирайте с умом, братья мои.
После небольшого колебания один из легионеров, стоявших рядом с Макроном, ответил: — Я с тобой! — Он выбрался на открытое место и перешел к мятежникам, и Орфит приказал одному из своих людей освободить его.
— И я, — сказал другой.
Еще больше мужчин покинули группу заключенных. Когда Макрон увидел проходящего мимо опциона Марцина, он покачал головой и пробормотал: — Не будь дураком, парень. Ты присоединишься к этой толпе сейчас и будешь сожалеть об этом до конца своей жизни.
Молодой офицер остановился, но не смог смотреть Макрону в глаза, а затем двинулся к Орфиту. Была еще горстка других, и префект немного подождал, прежде чем кивнул.
— Вот и все. Марцин!
— Господин?
— Возьми тридцать человек и проводи пленников в латрины. Помести их внутрь, а затем заблокируй дверной проем. Оставь достаточно места, чтобы передавать им пищу и воду. Освободи последнего человека, которого ты заведешь внутрь. Пусть он развяжет остальных. А теперь убери этих дураков из виду.
В течение следующего дня Макрон по очереди с некоторыми другими заключенными наблюдал за происходящим снаружи через щель между перемычкой и бортом телеги, которую перевернули на бок и прижали к дверному проему лагерных латрин, чтобы заблокировать его. Насколько он мог видеть, прямо у входа стояло шесть охранников, и еще двое патрулировали вдоль него. В полдень охрану сменили, и Марцин передал смену офицеру-ауксилларию и его людям. В лагере царила атмосфера настоящего общественного праздника: мужчины сидели у костров, ели и пили, смеялись и пели. Часовые стояли вдоль частокола, в основном на западной стороне лагеря, наблюдая за любыми признаками скорейшего возвращения охотничьего отряда, но не было никаких свидетельств обычного распорядка и никакого представления о целенаправленном ходе дел армейского лагеря. Немногие из солдат были в шлемах или доспехах, и никто не салютовал горстке офицеров, решивших следовать за Орфитом. Поскольку отхожее место использовалось в качестве тюрьмы, мужчины свободно справляли нужду у основания вала. За северной стеной Макрон мог видеть деревянные конечности самого большого онагра на фоне серого неба. Регулярных звуков буцины, объявляющих о смене караула и отсчете часов, не было. Кузнецы не стучали. Мятежники забросили осаду.
В отличие от настроения в остальной части лагеря, атмосфера внутри латрин была действительно мрачной. Воздух, и в самые лучшие времена зловонный, теперь отягощался людьми, набившимися внутри. Было не слишком холодно, благодаря теплу, исходящему от их тел. Единственное место для сидения было на деревянных досках с проделанными в них прорезями, установленными над ямами, которые проходили по всей длине каменной конструкции с деревянной крышей. В остальном была только холодная земля, которая теперь превратилась в грязь из-за топтания стольких калиг, поэтому большинство заключенных предпочитали стоять на ногах и прислоняться к стене, пока они ждали, когда одно из мест на скамейке освободится.
Первая еда и питье, которые им дали после заточения, были переданы им через щель незадолго до полудня. Две корзины с хлебом и несколько кувшинов с водой. К корзинам сразу же поспешно потянулись, прежде чем Макрон взял на себя ответственность за раздачу, чтобы гарантировать, что каждому заключенному выдали равную долю скудного пайка, разрешенного им мятежниками. Он взял себе последний кусок хлеба и,
