нахожусь в Кремле, но я уже ничего не понимаю, здесь всюду шныряющая публика». Его фраза о «шныряющей публике», которая заполнила Кремль, мне очень запомнилась, как и последнее выступление Горбачева, его прощание с народом в качестве президента, первого и последнего президента СССР. За всю историю Советского Союза он был единственным человеком, который носил какое-то время титул «Президент СССР». Недолго он был президентом, до этого он был генсеком.

Я очень хотел (как, мне кажется, и большинство жителей нашей страны), чтобы история этого государства продлилась: уже без Компартии, но чтобы сохранилось единство всех, кроме прибалтийских, республик. Союз распался – и это вызвало глубокую скорбь. Я прекрасно понимал абсолютно растерянное и изумленное состояние Горбачева во время его последнего выступления, он говорил с трудом, очень сбивчиво и растерянно, толком ничего сказать не мог. После него выступил его ближайший помощник, который говорил гораздо более конкретно. Он и сообщил, уже в более отчетливой форме, об этом историческом событии, значимом для всего мира.

Эту судьбоносную весть об исчезновении Советского Союза я услышал из уст человека, которого я знал, бывал у него в гостях, – его зовут Андрей Грачев. Это действительно был ближайший сотрудник Горбачева, он остался с ним после его ухода с поста президента. Еще где-то в конце 70-х, в Коктебеле, в Доме творчества писателей с мамой и со мной познакомилась красивая молодая женщина восторженного нрава, очень мечтательная, романтическая, которая сказала, что мама «поразила ее своей красотой». Возникало ощущение, что эта молодая дама несколько влюбилась в мою маму, во всяком случае, она часто приходила к нам в гости и всё время пребывала в эйфорическом и романтическом, немного опьяненном (но отнюдь не алкоголем, а именно эмоциями) состоянии. Она сказала, что вроде бы тоже пробует писать, хотя еще никогда не публиковала свои тексты и не является членом Союза писателей. Она принесла свои рассказы. Мы с ней подружились, не задаваясь вопросом, каким образом эта молодая женщина, не будучи членом Союза писателей и не опубликовав ни одного произведения, живет в Доме творчества. Но всякое бывало, мы не особо задумывались. Тем не менее в процессе общения с этой прекрасной дамой все-таки возникло ощущение, что она как будто нечто скрывает. С одной стороны, она была очень откровенна в описании каких-то своих эмоций, личных переживаний, а с другой стороны – о каких-то областях своей жизни она как будто бы недоговаривала. Было видно, что ей это дается с трудом, то есть она настроена на полную исповедальность, открытость, но постепенно возникло ощущение, что к ее и без того романтическому образу примешивается некая романтическая тайна. В момент особой откровенности она наконец решилась открыть нам эту тайну. Очень нервничая, переживая и сомневаясь в нашей реакции на это сообщение, она сказала нам, что она жена члена ЦК КПСС. Это нас очень изумило, но мы не были политическими чистоплюями или одержимыми диссидентами, нам было удивительно, что она так нервничает и что она могла предположить, что это сообщение каким-то образом повлияет на наше к ней отношение. Мы уже успели полюбить эту даму по имени Алена – Алена Грачева. Поэтому нам было всё равно, за кем она замужем. Поскольку я очень смутно представлял себе высокопоставленных советских функционеров, я вспомнил фотографии членов Политбюро: пожилые люди в костюмах, с несколько аграрными лицами.

Инсталляция МГ «Янтарная комната». 1992

Каково же было наше удивление, когда, уже оказавшись в Москве, мы получили от нее приглашение зайти к ним в гости и познакомились с ее мужем. Это оказался молодой и элегантный красивый господин, весьма эрудированный, с которым мы вели долгие беседы о Кафке и Оруэлле. Мы несколько раз посещали их, у них бывали разные гости, иногда они устраивали какие-то вечеринки небольшие, где подобного рода господа собирались, и атмосфера была очень интеллигентная. Если бы я был каким-нибудь политическим прогнозистом, наверное, смог бы догадаться, что нечто типа перестройки должно произойти. Тогда еще никакой перестройкой не пахло, однако уже появились такие персонажи в высших эшелонах партийной власти, и это о чем-то говорило. Мы не нарывались на политические темы, но всё же иногда возникали довольно горячие дискуссии. Например, я помню, что по поводу войны в Афганистане, несмотря на всю их дикую интеллигентность и продвинутость, мы совершенно не смогли найти общий язык. То есть Андрей Грачев очень любезно и эрудированно нам сообщил, что мы не знаем очень многого, не понимаем важных закулисных обстоятельств, что война в Афганистане абсолютно необходима, что она абсолютно оправданна. В общем, вписывался очень серьезно на стороне этой войны, что не помешало ему через некоторое время войти в политическую обойму людей, которые пришли к власти при Горбачеве и эту войну прекратили, вывели войска из Афганистана. По другим подобным вопросам тоже возникали разногласия, но надо сказать, что с их стороны проявлялась полнейшая терпимость и любые, даже самые антисоветские высказывания, поступающие с нашей стороны, воспринимались нормально: он с ними не соглашался и очень аргументированно спорил, но тем не менее не злился. В общем, я был поражен, ничего такого я от советской власти не ожидал, это никак не попадало в сложившийся к тому времени образ советских властителей и каких-то партийных бонз. Я думал: «Как все-таки странно, что такие ребята, рассуждающие про Оруэлла и знающие Кафку чуть ли не наизусть, цитирующие современных западных философов и роняющие фразы на английском и французском языках, оказывается, находятся у власти в нашей стране».

Потом, уже в самый трагический и мрачный период, когда болела моя мама, в 1986 году, Андрей Грачев очень помог мне. Я приехал из Праги, мне надо было находиться с мамой, нужно было быть всё время с ней. Поскольку я находился на ПМЖ в Праге, я приезжал в Советский Союз по приглашению, как иностранец, с ограниченным временем пребывания в стране. По истечении этого срока я должен был уехать. В какой-то момент, когда мой срок стал заканчиваться, а уехать я не мог, я направился в центральный ОВИР (он находился в Колпачном переулке, в древнем здании времен Ивана Грозного), где столкнулся с таким знаменитым чудовищем женского пола по фамилии Баймасова. Это была сотрудница центрального ОВИРа, которая благодаря свирепости своего характера попала во многие мемуары диссидентов и отказников. Перед ними она являлась