стоящим за ними на гати: «Назад, все назад!» Сознание отстраненно фиксирует тот факт, что огромная пушка вражеского танка, теперь уже точно смотрящая своим жерлом на него, совершает еле заметные колебания верх-вниз. «Крестить начал», вспоминает он рассказы ветеранов Великой Отечественной, которые рассказывали про свои поединки с немецкими «тиграми». И совсем некстати вспоминаются слова одного из них, про то, что «у тебя будет только несколько секунд после этого, чтобы выскочить из танка». Но руки и глаза уже делают свою работу, наводя орудие на широкую гусеницу. «Надо было это делать сразу, первым выстрелом», – думает он, нажимая спуск. Он еще успевает увидеть, как трассер снаряда упирается точно в гусеницу американцу, вспыхивая на этот раз разрывом, после чего перед глазами возникает вспышка, которая сменятся темнотой небытия.

Капитан морской пехоты Пол Ксавье, командующий ротой тяжелых танков, прокричал в микрофон радиостанции ротной связи:

– Барни, молодец, с первого раза достал ублюдка. Пол, Джон, попробуйте накрыть самоходки, пока они торчат на гати. Близко не лезть, работайте с этой дистанции! Питер, прикрой Барни, пока он будет чиниться. Остальным наблюдать, контроль за тем берегом и левой стороной этого, разведка донесла, что одна из самоходок точно успела перебраться на эту сторону!

– Не стрелять! Огонь открывать только тогда, когда они пройдут первый ориентир! – кричал в тангенту шлемофона командир первой батареи СУ-100. Уже ясно, что бой начинается не в пользу советских войск. Дивизион не успел проскочить гать из-за глупой случайности. Более того, уже горит танк командира дивизиона. Управление боем потеряно. Самоходки второй и третьей батарей отходят, причем под обстрелом. А сами даже ответить не могут, разбитая и горящая «тридцатьчетверка» впереди закрывает им видимость. Спасти ситуацию может только вступление в бой его батареи, но делать этого сейчас нельзя, танки противника должны подойти ближе к гати, чтобы его самоходки могли бить эти чудовища в борт.

«Ну как же не стрелять? Ведь само в руки идет», – озадаченно думал лейтенант Пиксин. Лейтенант, только перед самой войной прибыл из Омского танкового училища, еще грезил подвигами. Сейчас, когда один из вражеских танков со сбитой гусеницей развернуло чуть ли не кормой к самоходке, желание подбить его оказалось сильнее приказа. И лейтенант решился. Самоходка Пиксина, находившаяся ближе к гати и ниже всех в батарее по склону, харкнула огнем, выплюнув 100-миллиметровый бронебойный снаряд. Через несколько мгновений трассер снаряда вошел в заман огромной башни вражеского танка. Когда развеялся клуб дыма и огня, на несколько мгновений скрывший противника полностью, перед самоходчиками предстала удивительная картина. Башня танка скособочилась, вдобавок раскрывшись, как диковинный цветок из-за внутренней детонации боеприпасов.

– Давай, наводи на следующего! – азартно крикнул наводчику Пиксин.

Танки противника уже поворачивались в сторону новой угрозы, а их орудия, шевелясь, казалось, вынюхивают самоходку. Выстрел! Трассер снаряда прочеркнул светлой молнией темноту, упершись в лобовую броню одного из американцев. И, изменив направление, унесся в сторону. Лейтенант, мгновенно вспотев, начал понимать, что ошибся. И ошибка эта сейчас будет стоить ему жизни. Ему и его экипажу, а может быть, и всей батарее. «Бронебойный тупоголовый снаряд с баллистическим наконечником БР-412Б на дистанции 1500 метров при угле встречи шестьдесят градусов пробивает 110-миллиметровую броню», вспомнил он слова преподавателя в училище, старого танкиста с обожженным лицом.

– Парни, да достаньте вы, наконец, этого ублюдка! – закричал по радио Ксавье, не выдержав картины боя, развернувшейся на левом фланге. Целых пять танков его роты, шедших позади его первой четверки, вернее, уже тройки, молотили по позиции русской самоходки. Эта чертова самоходка первым же снарядом убила танк Барни со всем экипажем. Остальные три танка из передней шеренги сейчас перестреливались с другими самоходкам красных, отползающими задним ходом по гати, причем не без успеха. Уже через минуту американцам здесь улыбнулась удача. Или водитель второй самоходки сплоховал, или разрывом снаряда у него повредило гусеницу, но его самоходка развернулась боком, частично съехав с гати и погрузившись кормой в болото. Пушка самоходки замолчала, беспомощно уставившись в сторону, не имея возможности стрелять по американцам из неподвижной рубки. А еще через полминуты сразу два снаряда влетели в ее тонкий борт. Над гатью встал огромный багровый ком взрыва, очевидно, у СУ-100 сдетонировал боекомплект. Передняя самоходка, оказавшись отрезанной, со злым отчаянием огрызалась огнем, стараясь подороже продать свою жизнь, но против трех тяжелых танков в лобовом столкновении у нее не было никаких шансов. И вот уже на гати горит третий костер. Остальные самоходки, успев отойти с открытой гати, попрятались меж кустов и деревьев, росших на западном берегу речки Паратунка. Можно было, подойдя ближе к гати, начать их «выковыривать», спровоцировав на лобовые поединки, но до этого надо было сначала разобраться с этой упрямой самоходкой, засевшей на этом берегу, на левом фланге. Пока ураганный огонь пяти танков не принес видимых результатов. М103 стреляли с места, с расстояния всего около полутора километров, но никак не могли накрыть проклятого русского, засевшего на склоне сопки, как клещ. У СУ-100, очевидно, стоящей в окопе или в глубокой ложбине, было видно лишь верхнюю часть низкой рубки. Сущий мизер, если учитывать, что вся русская самоходка имела очень небольшой силуэт, особенно в передней проекции. Но где, черт бы их побрал, моряки со своими большими пушками? До начала атаки представитель флота клятвенно обещал, что восьмидюймовки «Де Мойна» смешают с землей любую оборону, вставшую на пути танков Корпуса. Внезапно проснулось радио. На связь вышел подполковник Ричард Стейтон, который принял командование сводной тактической группой, состоящей из двух экспедиционных и танкового батальонов морской пехоты.

– Капитан, ситуация такая. Артиллерийской поддержки с кораблей не будет. Флотские опять проспали, красные атаковали крейсер ракетами и добились нескольких попаданий. Сейчас положение выясняется, но в ближайшее время на восьмидюймовки рассчитывать нечего. Универсальные пятидюймовые калибры других кораблей сейчас плотно заняты своей обороной. С воздуха нас обещали поддержать наши парни с Атту-стейшн, но им только лететь до места больше часа. Я добился, чтобы тебя поддерживала батарея стопятимиллиметровок, но ее все время накрывают более дальнобойные русские пятидюймовые гаубицы, так что ты очень на нее не рассчитывай. Сможешь пойти вперед и захватить эту чертову переправу с этим чертовым поселком на той стороне? Иначе наш аэродром так и останется под обстрелом, и мы не сможем здесь сажать самолеты. А без них нам придется туго.

Капитан думал несколько секунд. Ему не хотелось идти вперед без поддержки артиллерии и авиации, но и торчать на месте было опасно. Надо рискнуть, тем более риск небольшой. Его роте предстоит всего-навсего лобовая