Там, где парни открыто целуют девчонок,

Вспоминал я горянку в ауле своём,

Что, встречая меня, проходила смущённо

И поспешно лицо прикрывала платком...[150]

Расул Гамзатов посещал и ближневосточные страны, где проживали дагестанские диаспоры — мухаджиры, оказавшиеся на чужбине по многим причинам, большей частью после Кавказской войны XIX века. Там выходили его книги, и автора приглашали на их презентации.

Когда в Сирии вышла на арабском языке книга «Мой Дагестан», Гамзатов приехал туда по приглашению Союза арабских писателей. Люди помнят этот визит и теперь. Потомок выходцев из Дагестана режиссёр Акрам Бадрахан вспоминает: «Расул Гамзатов провёл вечер поэзии в Дамаске, следующий состоялся в городе Хомс. Присутствовали самые известные писатели, поэты и художники Сирии. Затем дагестанская диаспора привезла его в село Дерфуль, где, в основном, жили дагестанцы. Поприветствовать знаменитого земляка собрались все жители села. Встреча превратилась в праздник дагестанской культуры, были старинные танцы и песни, бережно хранимые поколениями мухаджиров. Расул Гамзатов читал на аварском свои стихи, и его понимали. Затем его угостили хинкалом, какой и теперь готовят в Дагестане. На глазах у людей были слёзы».

Селение Дерфуль, о котором шла речь, теперь лежит в развалинах. Война в Сирии не пощадила вторую родину дагестанцев.

Гамзатов отправлялся в путь послом Дагестана и возвращался полномочным представителем человечества, каждый раз убеждаясь, что главное на нашей маленькой планете — мир, любовь и добро. Не понаслышке зная, что такое война, он пламенно призывал человечество избавиться от этого разрушительного порока. Как гражданин мира, он находил слова, опирался на духовные основы, близкие всем людям планеты. И тогда глубоко личное в его поэзии становилось явлением общечеловеческим.

«Когда времена смягчились, — вспоминал писатель Расул Магомедов, — я и сам однажды оказался в составе официальной дагестанской делегации, посланной в Кашмир для установления культурных контактов. В беседе с главой правительства штата всё никак не удавалось объяснить ему: что это за страна — Дагестан и где она находится. Он то путал нас с Афганистаном, то предполагал нас в Средней Азии... И тут в отчаянии, как утопающий за последнюю соломинку, ухватился за имя нашего поэта — и недаром! Наконец-то недоумение на лице моего собеседника сменилось понимающей улыбкой: “О! Расул Гамзатов!” Дальше разговор пошёл уже легче — ведь мы земляки этого известного в Индии человека».

Но были и совсем другие впечатления, о которых Расул Гамзатов позже рассказывал в интервью Далгату Ахмедханову:

«В таких поездках лучше понимаешь свои достоинства и недостатки. В своей последней поездке мне было особенно больно. Раньше нас любили или ненавидели, но с этим можно было спорить. Теперь же я наблюдал холодное равнодушие и даже презрение. Получается, что пальцы на руке у нас есть, а кулака нет — не сжимаются пальцы в кулак, хотя и должны, в этом всё дело. Как представитель страны я стал за рубежом неинтересен, хотя, как Гамзатов, может быть, и да. Надо такое положение исправлять».

ОСТРОВ ЖЕНЩИН

Поэт Махмуд провозгласил себя царём любви, Гамзатов стремился сотворить свою землю обетованную. Однажды он услышал, что в Мексике есть Остров женщин — Isla de las Mujeres. Романтичное название запало ему в душу, и воображение поэта принялось наделять этот неведомый остров всем, чего Гамзатову не хватало в окружающем мире. Гамзатов представил себе остров, на котором властвует любовь, где не может быть войны, где добро окончательно победило зло.

Не знают здесь ни танков, ни орудий,

Здесь навсегда запрещены бои,

Здесь только от любви страдают люди,

Все раны тоже только от любви[151].

Созданная из поэтических грёз Республика Любви обретала свои законы, беспредельно расширяла территорию, возносила над миром свои чудесные знамёна, на которых было начертано «Влюблённые всех стран, соединяйтесь!».

Когда в составе парламентской делегации Расулу Гамзатову довелось посетить Мексику, он хотел лишь одного — увидеть свою мечту — Остров женщин.

Мексика покорила Гамзатова свой яркой культурой. Женщины вокруг напоминали ему знакомые образы: горянок, Анны Ахматовой, Галины Улановой.

Ещё звучат анапесты и ямбы.

Но вот по серебру озёрных вод

Под пенье скрипок, в переливах рампы

Крылатая Уланова плывёт.

Но Мексика его и опечалила, когда поэт увидел, сколько потеряла эта древняя цивилизация от нашествий конкистадоров.

Его отговаривали ехать на отдалённый Остров женщин, говорили, что там нет ничего интересного, но он своего добился.

Смотрите все! Мы наконец у цели.

В тумане раннем, словно в облаках,

К нам шествует мадонна Рафаэля,

Нетленная, с младенцем на руках.

В прибрежных кущах перекличка птичья,

Песок в солёных брызгах и росе.

Глаза потупив, донна Беатриче

Ступает по песчаной полосе.

Остров оказался небольшим островком, чуть больше аула Цада. На нём не пели серенад, не было слышно смеха, в глазах аборигенов читалась вековая печаль. Люди попали сюда, спасаясь от завоевателей. А однажды, когда все мужчины ушли в море на ловлю рыбы, разразилась свирепая буря, погубившая рыбаков и их судёнышки. Женщины ещё долго жгли по ночам костры, надеясь, что их мужья, братья, женихи увидят свет и смогут вернуться. Но они не дождались.

Гласит молва, что женщины иные

Окаменели от печали долгой

И постепенно превратились в скалы,

Стоящие над бездною морской...

О берег, с яркой сказкою несхожий,

О вымысел неподтверждённый мой,

Как мне вернуться с этой скорбной ношей

К рабочему столу, к себе домой?..

«Я вспомнил печальных болгарских партизанских вдов, вспомнил шахты, в которых погибли сыновья многих польских матерей, вспомнил леса и поля Белоруссии, где матери до сих пор ищут могилы своих детей, — рассказывал поэт Любену Георгиеву. — И тогда мне захотелось сказать своей поэмой — мы не должны допустить, чтобы наша планета стала Островом женщин!»

Радужная идиллия, созданная творческой фантазией поэта, столкнулась с жестокой реальностью. Увидев в этом предостережение для всего мира, Гамзатов взывал:

Я прибегаю к помощи эфира,

Взываю к людям: — Не щадите сил,

Чтоб шар земной как добрый Остров