устала от платных компаньонок и одиночества. Как-то раз мы случайно встретились, пообедали вместе и решили попробовать потерпеть друг друга некоторое время, понимая, что всегда можем разойтись, если не вынесем такой жизни. Прошло четырнадцать лет, и мы проводили зимы в ссорах в городе, а лето – в ссорах за городом, ощущая себя при этом живее и счастливее, чем могли бы при иных обстоятельствах. Шарлотта всегда хотела умереть в коттедже, и потому в то лето мы переехали за город гораздо раньше, чем обычно, сразу после визита Шарлотты к доктору Нэйтану. Он рассказал ей о больном сердце, о кровяном давлении и, серьезно посмотрев на нас обеих, обратился ко мне:

– Позаботьтесь о ней, мисс Бакстер – она всегда о вас заботилась.

Шарлотта, конечно, засмеялась, услышав такое, и бедный старый доктор Нэйтан стал первым из тех, кто, похлопывая Шарлотту по плечу, говорил, как мужественно она воспринимает свое состояние. Потому-то мы и уехали тем летом в коттедж раньше обычного, и я стала подумывать о том, чтобы оставить свою прежнюю жизнь в прошлом. А в середине июня Шарлотта получила первое послание. Мы сразу начали называть их посланиями, с самого первого, потому что назвать их иначе, не воспринимая слишком серьезно, мы не могли.

Первое послание доставили с утренней почтой, и было оно адресовано, конечно же, Шарлотте. Раньше я самодовольно заявляла, что все письма, приходившие на мое имя, кое-что да значили, в отличие от Шарлоттиных: она получала счета, рекламные объявления, письма с просьбами о деньгах и помощи, а мне приходили записки от знакомых или приглашения. Как бы то ни было, взглянув на первое сообщение, Шарлотта рассмеялась.

– Ты только посмотри! – сказала она, швыряя мне открытку через стол, – у кого-то провода замкнули.

Обычная поздравительная открытка, очень простая, даже вульгарная, я бы сказала. Повсюду розы и амуры, облепленные блестками.

«Наилучшие пожелания в связи со счастливым обручением», – прочла я выписанные розовыми буквами слова и уставилась на белый атласный бантик, которым была обвязана открытка.

– О-ля-ля, – пробормотала я, – может, она для Марты?

– Если Марта выходит замуж, то почему я узнаю об этом последней? – мрачно поинтересовалась Шарлотта и, запрокинув голову, крикнула: – Марта!

– Дорогая, прекрати, – попросила я. – Веди себя как все несчастные больные. Позволь мне покричать, уж если мне нельзя за ней сходить.

– Марта? – спросила Шарлотта, глядя куда-то мне за спину. – Ты выходишь замуж?

– Я?

Марта, богобоязненная солидная женщина, вела наше хозяйство, освещая летние дни особым светом. Она уже дважды побывала замужем и, по всей вероятности, согласилась бы на третью попытку не ранее, чем убедилась бы в необходимости положить помидоры в рыбную похлебку.

– Я что, по-вашему, сошла с ума? – вопросила Марта.

– Смотри, что я получила. – Шарлотта протянула ей открытку. – Я замуж не выхожу и Энн тоже.

– И я не выхожу, – пожала плечами Марта. – Так что, думаю, это не про нас. – Она пренебрежительно посмотрела на открытку, держа ее как можно дальше, чтобы прочитать розовые буквы. – Бывает же такое, – прокомментировала она, деликатно возвращая послание Шарлотте. – Боже мой, да таким острым краем хоть коржи подрезай.

– Пожалуй, поставлю ее на каминную полку, – решила Шарлотта.

– Я сама, – вмешалась я, когда Шарлотта начала вставать.

– Почему бы не позволить ей поступать по-своему, – высказалась Марта, хитро подмигнув. – Мы все равно не сможем ей помешать.

– Она больна и должна вести себя как больная, – возразила я. – Доктор Нэйтан сказал, что я должна о ней заботиться.

– Ха, – усмехнулась Марта. – Хотите к обеду кокосовый торт? Эта открытка напомнила мне о выпечке и сладких коржах.

– Конечно, – кивнула я. – И побольше глазури.

Карточка пролежала на камине целую неделю, хотя вряд ли она так уж нравилась Шарлотте. Почти все шутки, которые можно сочинить, когда незамужняя особа получает поздравление с обручением, были либо придуманы и высказаны в первый же день, либо слишком бестактны. Да и мы с Шарлоттой в некотором роде привыкли к своему положению старых дев, не задумывались о нем и порой даже говорили об этом без экивоков. Однако открытка на каминной полке заставляла задуматься и нас, и других: а не горюем ли мы с Шарлоттой о нашей судьбе, и что мы на самом деле о себе думаем?

Шарлотта, в конце концов, избавилась от открытки, мне кажется, она ее сожгла, ибо к тому времени, когда пришла вторая, первой, розовой, уже не было.

– Это не смешно, – заявила Шарлотта, передавая второе послание мне через стол за завтраком. – Может, тебя это насмешит?

Открытка была покрыта блестками, как и первая, и разрисована такими же амурами и розами, только на этой в центре белело атласное сердце, и значилось на ней: «Благослови Господь ваш союз». Мы заметили еще одно сходство с первым посланием – вторая открытка тоже оказалась не подписана. Мы внимательно рассмотрели конверт, спрашивая друг друга, откуда он взялся.

– Два послания – уже не случайность, – сказала Шарлотта. – Кто-то делает это нарочно.

– Глупый розыгрыш? – предположила я.

– Пытаешься подбодрить меня в последние часы? – усмехнулась Шарлотта. – Почему-то мне кажется, это делается не так.

– Отправлено с местной почты, – отметила я. – Положи сигарету. Одну ты уже выкурила, – добавила я. – Тебе вообще курить нельзя.

– Оно того не стоит, – вздохнула Шарлотта. – Я бы даже предпочла еще пожить.

– Не получится, – парировала я. – Все приготовления сделаны. Миссис Остин планирует торжественный обед после похорон.

– Думаешь, это миссис Остин? – пробормотала Шарлотта, разглядывая конверт.

– Глупости! Зачем ей это? Наверняка, какой-то дурак с очень дурным вкусом придумал дурацкую шутку и никогда в этом не признается.

Третья открытка, украшенная розовыми лентами, гласила: «Поздравления с новорожденным». Никто даже не улыбнулся. По некотором размышлении мы решили, что адрес на конвертах писали левой рукой, и стали просить знакомых вывести левой рукой имя Шарлотты, хотя к тому времени уже и не сомневались, что никогда не отыщем отправителя. Тот, кто придумал жестокую шутку и считал ее смешной, давно бы признался, а писать левой рукой неприятно и утомительно, да и легко наделать ошибок.

Следующая открытка, самая, по моему мнению, неудачная, была ярко-желтого цвета, с уныло смотрящими друг на друга щенками. Она гласила: «Сочувствуем вашей болезни», а внутри красовалось стихотворение, в котором автор жалел, что Шарлотта больна, выражал надежду на ее выздоровление и предрекал, как весело она снова станет играть с другими мальчиками и девочками.

– Мне это не нравится, – нахмурилась Шарлотта, передавая мне желтую открытку, – они начинают меня пугать.

– Хочешь, я буду забирать почту? – предложила я. – Почерк я уже знаю, так что просто выброшу следующее послание.

Шарлотта пожала