— Неудовольствие пренебрежением — это “отношение”?

— Просто представь, как надо засветиться, чтобы Мора начала различать её среди мирриада прочих песчинок! Что же это за квест такой девочка умудрилась найти в нулёвке?

— Финальный. Подробностей не знаю. Но награда… Только золотом она получила шесть тысяч. А ещё шесть артефактов — каждый по тысяче.

О том, что два из них — теперь у неё, королева умолчала.

— Подожди, — деньги, артефакты и ещё что-то лично от Моры?! За один квест?! Так не бывает!

— Хм… Значит, квест был не один… Принапрягу-ка я библиотекарей — пусть они покопаются в сообщениях Системы. Вдруг выкопают что-нибудь.

— Вил… — опять покачала головой Лиз. — Только осторожней! Если ты тоже заимеешь личные отношения с богиней смерти… Предупреди своих книжников о сугубой секретности твоих раскопок. Очень не хочется мне, чтобы они своими лопатами приманили в нашу уютную заводь монстров больших глубин. Или даже не морских, а каких-нибудь сухопутных зверушек. Особенно двуногих. Многоликой на забаву. Как восемнадцать лет тому назад.

— Не запугивай. Я поняла. Предупрежу.

Высадили Ольгу у въезда на центральную площадь, так что, отойти чуть в тень и поменять почти придворный наряд, на невзрачное платьице простолюдинки у неё место и время было. Пытаться стать невидимой на многолюдье Ольга не стала. Достаточно того, что взгляды окружающих на ней не останавливались. Её видели, об неё не спотыкались, ей уступали дорогу или кричали: куда прёшь, лахудра! — но отведя глаза, тут же забывали и её фигуру, и лицо, и наряд. Как не было.

*Храм Всех Богов всюду — одно из старейших зданий города. И стиль их повсюду одинаков. Раньше он даже Хельге нравился — монументальный, неприступный — последний городской оплот. А некоторую простоватость его скрашивали башенки, скульптуры, арочные окошки, витражи… Но, вернувшись в верхний мир, пожив среди дроу в их городах, она нагляделась на улицы где каждый дом красив по-своему, и каждый из них словно выставлялся перед соседними и всеми вообще, как красавицы на каком-нибудь многолюдном приёме… Особенно на таком, где люди — в меньшинстве.

Теперь ей пост-варварская архитектура не нравилась совсем — огромные чемоданы без ручек с нелепыми башнями.

Центральные залы в островном Храме были отданы морским или водным божествам. В них Ольга десять золотых оставила тоже. Но искала она угол Гнотуса. Море морем, но, если бы не его одёжка, кутулш мог бы её учуять. Да и не только. Она опять вспомнила, как вжималась в скалу, а из провала вылетали изломанные тела преследователей, словно ехидная иллюстрация к парадоксу торговца: «Жаждущий отмщения должен прийти на берег великой реки, устроиться поудобнее и ждать, когда течение пронесет мимо труп его врага». Авторство представления было довольно прозрачным.

Поначалу она пыталась определиться с системой застройки и заполнения храма, но здание было большим, да ещё и в несколько этажей, она бросила мудрствовать и пошла, куда глаза глядят, и вскоре нашла себя на цокольном этаже, у скульптуры, у которой намёк на женскую фигуру образовывало переплетение корней.

В пантеоне Дианеи Хельга когда-то разбиралась на уровне эксперта и Катли узнала сразу. Подумала: «Немного не туда», и уже повернула, как почувствовала скользящее движение по плечу. Обернулась. Это старушка-служительница трогала её за руку.

— Благословите, мать! — вежливо поклонилась ксана.

— Как мне тебя назвать, дочь моя?

«Не видно, что ли?!» — мысленно буркнула ксана, но тут же опомнилась: может, та видит больше?

— Меня поименовали Ольга.

— Ох, уж мне эти нижние! Чего только не напридумывают, — вздохнула старуха. — Благословляю тебя, Ольга. Да будут ноги устойчивы, а руки — крепки, дабы удержала ты свою жуть в полном подчинении. Чтобы не попала она не в те руки.

«Какую ещё жуть?» — успела занедоумевать ксана, но старуха протянула обе руки:

— Дай мне её.

До девушки дошло, и на чуть хмыкнула:

— Пожалуйста!

Опустила в протянутые руки древко алебарды, убрала руки и с улыбкой приготовилась извиняться. Но алебарда не загремела, падая на пол. Женщина брезгливо поморщилась, глядя на оружие, но пересилила себя и не стала спешить:

— Передашь… — она заколебалась с поименованием, и нашла нейтральное: — передашь напарнику, чтобы тоже зашёл к моей богине, — потом покрепче ухватилась одной рукой за древко, а другой провела вдоль него. — Теперь у тебя её не вырвут, — и опять поморщилась: — Забирай!

Хельга еле удержалась, чтобы сразу выхватить своё оружие! Нет, опустилась перед жрицей на колено и приняла его. Сбыв нечестивое с рук, старушка сразу подтеряла грозности. Она как-то по-домашнему улыбнулась и пригладила Ольге плечо цепкими, словно корешки, пальцами.

— Кто ещё так может? — тогда спросила она.

— Не знаю. Но теперь ты знаешь, что такие есть. Умному достаточно, — и улыбнулась сухенькими губками: — Ты всегда была такой — не поглупела ж?

— Не знаю, — улыбнулась и девушка. И не удержавшись, пошевелила плечами так, чтобы дрогнуло ткань на декольте. — А как мне до него дозваться? До напарника?

— Шалунья! — рассмеялась жрица. — То-то тебя Гнотус балует. Захочешь — докричишься. Нехитрое это дело. А теперь иди — вон, за тем поворотом тебя ждут.

Ну, что ж, раз шалить, значит, шалить — Хельга перехватила морщинистую ладошку и поцеловала в самую серёдку:

— Спасибо!

И отбегая, ещё несколько секунд слышала сухенькие смешочки, но, когда оглянулась, никого уже не было видно — только бурое переплетение корней образующих нескладную скульптуру.

Она отвернулась — опять достала алебарду, провела по костяному древку, обкрученном паутинным шёлком. Теперь рука по нитям не проскальзывала, а острые выступы кости ладонь не раздражали.

«Как по тёплому дереву, — подумала она и опять мысленно почти выкрикнула: — Спасибо!»

Но старческого квохтанья больше не услышала.

За “тем поворотом” было ещё одна невысокая ниша, в которой укрылась статуэтка присевшего на пень мужичка, вспомнившего что-то неприличное и расплывшегося в блаженной — от уха до уха — ехидной усмешке.

— Давно не виделись! — поприветствовала она его и чуть щёлкнула по длинному носу. — Соскучилась. И спасибо тебе! За всё, всё, всё! И давай посмеёмся над ними. Надо всеми! Давай, а?

Ничего в ответ она не услышала, но, когда опустила глаза, её золотой с невысокого постамента уже исчез, а когда подняла их, то показалось, что щелочки прищуренных глаз стали ещё уже, а губы раздвинулись ещё длинней.

Святилище Моры, как обычно, было в другом конце здания. И ей по итогу вдруг показалось, что Гнотус уже начал посмеиваться,