Шрифт:
Закладка:
Что касается меня, то я порицаю его за это, потому что, по-моему, когда оскорбление нанесено, нужно…
12 марта
Когда я думаю о Пинчо, который теперь окончательно пропал, у меня сердце сжимается.
Я очень любила его, и эта потеря для меня почти то же, что смерть Валицкого.
Особенно когда я подумаю, что это маленькое животное теперь в чужих руках, что оно скучает обо мне и я больше не увижу его маленькой мордочки и его необыкновенных черных глаз и носика… Ну, вот, я уж и плачу…
О, шут возьми! Я думаю, право, что предпочла бы видеть С. или не знаю кого еще, раненым, больным, на том свете, чем лишиться моей собачки, которая так любила меня. Я чувствую искреннюю печаль, и мне дела нет до всего остального.
16 марта
Я, право, люблю свое занятие и счастлива сознанием, что с каждым днем убеждаюсь в этом все более и более.
– С некоторого времени, – сказал мне сегодня утром Робер-Флери, – образовалась какая-то граница, которой вы не можете перешагнуть; это нехорошо! С такими действительно серьезными способностями, как ваши, вы не должны затрудняться такими пустяками, тем более что вы обладаете всем, что дается действительно трудно.
Я и сама отлично знаю это! Надо бы поработать над портретом дома, а тут эта вечная домашняя суета!.. Но это более не должно смущать меня, я не хочу. С. ничего не даст мне, тогда как живопись даст мне нечто существенное.
Но понедельник! Я перейду границу, о которой говорит Робер-Флери! Главное – это быть убежденным в том, что нужно достигнуть и что действительно достигнешь.
23 марта
Я обещала вам перейти границу, о которой говорил Робер-Флери.
Я сдержала свое слово. Мной были необыкновенно довольны; мне повторяли, что с такими серьезными способностями, как мои, действительно стоит работать, что я сделала удивительные успехи и что через месяц или два…
– Вы будете считаться между самыми сильными, и заметьте, – прибавил Робер-Флери, взглянув на холст отсутствующей Бреслау, – заметьте, что я говорю и об отсутствующих.
– Приготовьтесь, – сказал мне шепотом Жулиан, – приготовьтесь к ненависти со стороны всех здешних, потому что мне еще не приходилось видеть никого, кто добился бы таких результатов в какие-нибудь пять месяцев.
– Жулиан, – сказал Робер-Флери при всех, – я только что должен был наговорить кучу комплиментов m-lle Башкирцевой, которая просто на диво одарена.
Жулиан, несмотря на свою толщину, чуть не подпрыгнул. Так как Робер-Флери дает нам свои указания не за деньги, а просто из дружбы к Жулиану, то весьма понятно, что он счастлив, когда ученицы интересуют учителя.
Все другие переходят к краскам когда кто хочет, но так как я нахожусь под особым руководством Робера-Флери, который сам пожелал этого, то я не делаю ничего без его приказания. Сегодня он велел мне делать время от времени какие-нибудь natures mortes, пока самые простенькие, чтобы привыкнуть распоряжаться с красками. Вот уже второй раз, что он говорит мне о живописи.
Я ему напишу на будущей или послебудущей неделе голову моего скелета с книгой или что-нибудь в этом роде.
25 марта
У нас идет конкурс. У меня довольно хорошее место, и дело, кажется, подвигается. Подумываю о том, чтобы не так утомлять себя поздними сидениями по ночам.
Робер-Флери пришел сегодня вечером и остался мной очень доволен, он спрашивал меня по анатомии, и я, разумеется, отвечала без запинки.
Это ужасно – быть такой, как я. Но, благодаря Бога, я благоразумна и ни в кого не влюблена. А то я бы просто убила себя от бешенства.
4 апреля
Я пошла в мастерскую очень рано, чтобы узнать приговор, который оказался совершенно бессмысленным и взбудоражил все умы.
Вике получила медаль (это еще естественно); потом идет Магдалина (которая почти всегда получает медаль), а потом я. Я до такой степени изумлена, что даже не чувствую удовольствия.
Это настолько странно, что Жулиан пошел спросить у Лефевра (который был избран первым членом в комиссии, судящей картины в Салоне), почему он разместил нас таким образом. И Лефевр, и ученики нижнего этажа сказали, что я помещена третьей потому, что в моем рисунке бросается в глаза чувство правды. Что же касается Бреслау, то им показалось, что в ее рисунке проглядывает склонность бить на эффект. Она просто была далеко от натурщика и поэтому-то в ее рисунке заметна некоторая расплывчатость, а так как профессора предубеждены против женщин, то они приняли это за битье на эффект.
На мое счастье, Робер-Флери не участвовал в суде; Лефевр и Буланже судили одни; иначе наверное сказали бы, что я помещена третьей по протекции Робера-Флери.
Я как-то не умею пользоваться своими вечерами с тех пор, как закрыты вечерние занятия; и это утомляет меня.
6 апреля
Робер-Флери, право, уж даже слишком обнадеживает меня: он находит, что я заслуживала бы даже второго места и что приговор нисколько не удивил его. Противно было видеть бешенство всех остальных.
Подумать только, что М.[13], по уходе от нас, будет предаваться мечтаниям обо мне, да еще, пожалуй, вообразит, что и я о нем думаю… А между тем – о молодость! – какие-нибудь два года тому назад я вообразила бы, что это любовь. Теперь я поумнела и понимаю, что это просто приятно, когда вы чувствуете, что заставляете любить себя, или вернее, когда вам кажется, что в вас влюбляются. Любовь, которую внушаешь другому, это совсем особенное чувство, которое сам живо ощущаешь и которое я прежде смешивала с другим чувством.
Боже мой, Боже мой, и я воображала, что люблю А. с его толстоватым носом, напоминающим нос М. Фи, какая гадость. И как я довольна, что теперь могу оправдать себя! Так довольна! Нет, нет, я никогда не любила… и если бы вы только могли представить себе, до чего я чувствую себя счастливой, свободной, гордой и достойной… того, кто должен прийти!
9 апреля
Сегодня я удачно работала все утро, но потом должна была лечь, потому что нездоровилось, я чувствовала себя больной. Это продолжалось два часа, после чего я встала почти довольная испытанным страданием: после этого всегда так
