Командир эскадрона, кавалерийского полка, кавбригады — он не миновал ни одной должностной ступеньки, что для успеха последующей службы оказалось не менее важным, чем овладение теорией. А к учебе Рокоссовский, натура ищущая, творческая, тянулся всегда. В 1925 г. он окончил ККУКС — кавалерийские курсы усовершенствования командного состава в Ленинграде, а в 1929 г. — КУВНАС (курсы усовершенствования высшего начальствующего состава) при Военной академии им. М.В. Фрунзе.

«Константин Константинович выделялся своим почти двухметровым ростом. Причем он поражал изяществом и элегантностью, так как был необычайно строен и поистине классически сложен, — вспоминал его сокурсник Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян. — Держался он свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка, освещавшая его красивое лицо, притягивала к себе. Эта внешность как нельзя лучше гармонировала со всем душевным строем Константина Константиновича, в чем я вскоре убедился, крепко, на всю жизнь сдружившись с ним»[245].

По словам самого Рокоссовского, на курсах он оказался под огромным впечатлением от рассказа одного из преподавателей-военспецов о немецком военном теоретике К. Клаузевице, одно время служившем в русской армии. И с тех пор стремление повседневно, усидчиво, настойчиво обогащать боевую практику глубоким изучением военной теории, образно говоря, к шашке приплюсовать Клаузевица не оставляло полководца, на какой бы ступени служебной лестницы он ни оказывался. Тем более что учеба в военной академии из-за репрессий и войны так и осталась для него мечтой, и только самообразование позволяло не отставать от требований времени.

В 1930-е гг. его рост шел последовательно — командир-комиссар 7-й Самарской кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в Минске (в ней командиром одного из полков служил Георгий Константинович Жуков), 15-й Отдельной Кубанской кавдиви-зии (Даурия), 5-го кавалерийского корпуса в Пскове. Еще в марте 1919 г. он вступил в ВКП(б), что в той политической действительности было важным условием служебного роста.

Г.К. Жуков так отзывался о своем тогдашнем командире: «Ко мне он относился с большим тактом. В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитании личного состава»[246].

О том, что принес ему тридцать седьмой год, сам Рокоссовский, по сути, нигде не писал, ограничившись буквально несколькими общими словами. В его автобиографии, датированной 4 апреля 1940 г., есть короткая фраза: «С августа 1937 года по март 1940 года находился под следствием в органах НКВД. Освобожден в связи с прекращением дела». За ней — испытания, которые сумели вынести немногие.

Прослужив в должности командира 5-го кавалерийского корпуса чуть больше года, Рокоссовский был неожиданно арестован и с 17 августа 1937 г. содержался во внутренней тюрьме УГБ НКВД Ленинградской области. Его наряду с командующим войсками Белорусского военного округа командармом 1-го ранга И.П. Беловым, комкорами И.К. Грязновым и Н.В. Куйбышевым оговорил командарм 2-го ранга М.Д. Великанов. Последнего органы НКВД «разрабатывали» на предмет причастности к военно-фашистскому заговору в РККА, не останавливаясь перед физическим воздействием на подследственного.

Попав в тюрьму, хлебнул лиха и Рокоссовский. «Били… Вдвоем, втроем, одному-то со мной не справиться! Держался, знал, что если подпишу — верная смерть», — поведал маршал на встрече со слушателями Военной академии им. М.В. Фрунзе в апреле 1962 г. [247] Во время пыток ему выбили девять зубов, сломали несколько ребер, отбили молотком пальцы ног. Чтобы морально сломить его, тюремщики, по некоторым сведениям, дважды инсценировали расстрел Константина Константиновича. Ночью его вывели вместе с другими заключенными, поставили у края вырытой ямы. Прогремел ружейный залп. Справа и слева упали. Самого Рокоссовского пули миновали. Какую же силу воли надо было иметь, чтобы не сломаться после всего этого.

По воспоминаниям генерала И.В. Балдынова, который находился в заключении вместе с Рокоссовским, Константин Константинович, возвращаясь в камеру после допросов, каждый раз упорно повторял: «Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коль умереть придется, так с чистой совестью…»[248]

Военачальника обвиняли в связях с «врагами народа», а кому-то в вину ставили знакомство уже с ним самим. Об одном из таких случаев вспоминал маршал Г.К. Жуков. Вскоре после вступления в должность командира 3-го конного корпуса в 1937 г. ему пришлось встать на решительную защиту командира 27-й кавалерийской дивизии В.Е. Белокоскова, которого заподозрили в близких отношениях с объявленными «врагами народа» К.К. Рокоссовским, И.П. Уборевичем, Д. Сердичем.

22 марта 1940 г. Константина Константиновича освободили из-под стражи «в связи с прекращением дела». Исследователи сходятся во мнении, что свою роль сыграло настоятельное ходатайство командарма 1-го ранга (позднее — Маршала Советского Союза) С.К. Тимошенко перед И.В. Сталиным, которого он знал с Гражданской войны, а также Г.К. Жукова[249]. Имеется информация и о позитивной роли в этом деле маршала С.М. Буденного, правда, лишь с его собственных слов.

Обретя свободу, Рокоссовский вступил в командование 5-м кавалерийским корпусом в Киевском особом военном округе, то есть вернулся на должность, которую занимал еще в 1936–1937 гг. Сколько же времени прошло даром! За эти годы его бывший подчиненный Жуков вырос до генерала армии, командующего особым военным округом. А скольким потенциальным Жуковым и Рокоссовским вообще не довелось пережить 1930-е гг. И кто может сказать, какие стратегические потенции оказались похороненными в застенках и лагерях.