– Цакхары уже узнали нашу силу. Узнают и ченжеры,– возразил Моянчур. Несколько одобрительных возгласов поддержали ханского зятя.– Слава о нашей победе летит впереди нас, сея страх в сердцах и душах врагов. И потому, нам надо идти вперёд и бить их, пока они не очухались…

– Верно сказано! – поддержал ханского зятя кто-то из молодых нойонов. Но Наранген лишь упрямо мотнул головой.

– Это было раньше. А теперь каждый тарбаган, каждая мышь в степи знают, что мы напали на шестипалых. Неужто ты думаешь, что они беспечно сидят, сложа руки, и ждут, когда мы появимся под стенами их городов?

– Ну, а ты, нойон коттеров как считаешь? – Бохорул обратился к Арведу, молча слушавшего разговор орхай-менгульских нойонов.

Арвед не торопился с ответом. Он обдумывал свое положение. Падение Цемеза и так принесло достаточно славы всем участникам этого похода. Захваченная добыча окупит все затраты. Это не нищих гейров обирать. Дальнейший поход представлялся делом рискованным, а ему следовало вернуться в Баргу живым и невредимым. Особенно теперь, когда его основной соперник – Джучибер – мёртв. Вряд ли, кто из нойонов и старейшин племени сильно огорчаться, если и он не вернётся. Особенно Укэту.

– Думаю, что нойон Наранген прав,– наконец вымолвил Арвед.– Месть свершилась. Добычи и славы взяли достаточно. Сегодня Рысь-Прародительница и вечное небо благосклонны к нам, а что будет завтра, могут сказать лишь шаманы да ведающие пути неба. Не стоит испытывать судьбу. Надо возвращаться в родные курени.

Почти половина военачальников с усмешкой слушала слова Арведа.

– Нойон Арвед произнёс мудрые слова,– проговорил Бохорул.– Две тысячи триста шестьдесят наших воинов пали в боях. Ещё тысяча сто изранены и не годны для боя. Ещё не менее пяти сотен всадников должны будут присматривать за обозом с добычей, табунами и скотом. Для битвы у нас останется одиннадцать тысяч. Думается, что ченжеры смогут выставить не менее одного тумена. Ещё один тумен они могут собрать из цакхаров. Тогда на одного нашего воина придётся почти два вражеских. Это сейчас, когда мы застали их врасплох. А ведь пока мы дойдём до Хован-мяо, шестипалые могут собрать ещё два тумена,– веско добавил хан.– Да и, кроме того, не следует забывать, что, двинувшись дальше, мы оставим позади себя кудунов. А те хоть и числятся данниками Темябека, но плетутся за хвостом ченжеров.

– Верно, мой хан,– поддержал Наранген.– Если кудуны узнают, что ты с основными силами здесь, то могут набежать на наши кочевья. И хотя большого вреда они не причинят, но досадить могут.

Бохорул ощутил, что, несмотря на все приведённые им доводы, некоторые из нойонов и багатуров остались недовольны его решением. Поэтому хан не спешил распускать военный совет. Он подумал ещё немного.

– Моянчур,– обратился хан к своему зятю.– Ты отберёшь себе четыре тысячи воинов и пойдёшь дальше на восход солнца в кочевья цакхаров до самой границы Ченжера. Я с остальным войском направлюсь к Чаше Мизирта. Там я буду три дня ждать твоего возвращения. Значит, у тебя есть пять дней. Если вы не придёте в положенное время, то я снимаюсь и ухожу в Арк-Орду.

– Стоит ли делить войско, мой хан? – спросил нойон Амбалай.

– Стоит,– ответил Бохорул.– Пока мы будем у Чаши Мизирта, ни кудуны, никто другой, не осмелятся напасть на наши кочевья. Всё совет окончен. Торопитесь багатуры…

Ещё до полудня из лагеря орхай-менгулов на восход выступили четыре тысячи воинов под началом нойонов Моянчура и Амбалая. С ними ушли две сотни мелаиров, остальные их соплеменники покинули войско хана орхай-менгулов, направившись к родным очагам. Бохорул же с оставшимся у него войском и обозом к вечеру выступил по направлению к Чаше Мизирта.

Глава 13

Небольшая харчевня, стоявшая на отшибе в одном из предместий Кутюма, была обшарпанным двухъярусным зданием, чьи потрескавшиеся стены были наполовину утоплены в землю. На вывеске, сколоченной из двух широких кусков доски разной длины, было намалёвано грубое изображение не то горного козла, не то степного дзерена. Основными посетителями были местные любители хмельных напитков и дешевой любви. Завсегдатаев харчевни, за их непристойное поведение, в городе справедливо обзывали паршивыми козлами.

Само заведение, куда с улицы вело несколько ступеней, занимало весь полуподвал. Здесь находился зал, где пили и ели посетители, кухня и несколько каморок, в которых хранилась снедь и припасы. На втором ярусе здания жил со своей семьёй хозяин заведения. Там же располагались несколько комнат, которые сдавались за отдельную плату, проезжающим путникам.

В харчевне всегда царил полумрак. Не считая лёгкой занавеси, закрывающей вход, свет проникал сюда сквозь несколько узких, больше похожих на бойницы окошек, пробитых в наружной стене на высоте одного локтя от земли. Те оконца, что выходили на улицу, для предохранения от пыли, были затянуты полупрозрачными бычьими пузырями.

В одном из наиболее тёмных углов, куда меньше всего проникал дневной свет, за грубо сколоченным дощатым столом, сидел посетитель, который время от времени прикладывался к щербатой кружке с вином.

Сказать правду, то пойло, которое он употреблял назвать вином можно было только с большой натяжкой. Но, несмотря на это, перед ним стоял довольно большой пузатый кувшин сего благородного напитка. Хозяин заведения клятвенно заверял своих посетителей, что это самое, что ни на есть настоящее маверганское. А то, чем потчуют в остальных заведениях Кутюма, лишь жалкое подобие благородного напитка.

В посетителе не было ничего необычного. На его голове был высокий тюрбан, с которого свешивался конец платка, наполовину закрывавший лицо. Мелаирский, серого цвета халат был подпоясан широким кушаком. Правда, вместо привычных местным обитателям шаровар, посетитель носил