и посмотреть, но старый лорд больше не умеет летать.

— Чего он от меня хочет? — спрашиваю я, пытаясь выиграть немного времени и поддержать разговор, надеясь, что он похож на злодеев, которых я видела в фильмах, на тех, которые не затыкаются. Я выворачиваю запястья из веревки, но безрезультатно. Затем опускаю взгляд на свою грудь и понимаю, что ожерелья больше нет.

— Ах, ты заметила, — говорит он. — Я увидел ожерелье и выбросил его. Пустая трата миллионов, но со Ставигом всегда нужно быть осторожным. Он чересчур собственник, даже для вампира. Но не мне тебе это рассказывать.

— Чего Скарде от меня хочет? — повторяю я. — Если он думает, что я представляю угрозу, тогда просто убей меня.

— Осторожнее, девочка, — огрызается Яник. — Возможно, ты захочешь отказаться от этой мысли, — он скалит на меня зубы, глубоко дыша через нос. — У тебя зашкаливает адреналин. Это хорошо. Я уж начал думать, что ты ничего не сможешь сделать, если не будешь в состоянии сильного шока. К счастью, я знаю, как тебя шокировать.

Он переступает черту крови, и, наверное, я ожидала, что произойдет нечто странное, но ничего. Все существа в капюшонах остаются на своих местах, застыв в молитвенной позе, а Яник останавливается прямо передо мной, улыбаясь свысока, как дьявол. Я помню, что Солон рассказывал о нем, что он превращенный вампир, и в голове возникает вопрос, как часто он поддается своему безумию.

Возможно, я это сама узнаю.

— Хорошо, — говорит он, закрывая глаза и вдыхая глубже, когда страх пронзает меня насквозь, отчего пульс бешено бьется. — Хорошо, что ты в таком состоянии. В страхе.

Он лезет в карман куртки и достает нож, похожий на клинок мордернеса, только этот не светится синим.

— Ты знаешь, что это такое, да, Ленор? — говорит он, протягивая его мне. — Ведьмин клинок. Клинок убийцы. Я подумал, что, поскольку ты ведьма, предположительно могущественная, возможно, твоя энергия активирует клинок.

Он подносит его прямо к моему лицу, размахивая влево-вправо, взад-вперед. Мои глаза прикованы к каждому движению.

— Ничего? — спрашивает он через мгновение. — Что ж. Мне нужно, чтобы ты его зажгла.

— Нет, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— Ты не можешь? Или не хочешь?

— Если я активирую клинок, ты воткнешь его мне в грудь и убьешь меня.

Он одаривает меня недовольной улыбкой.

— Но если ты активируешь клинок, значит, у тебя есть сила, которую Скарде хочет от тебя получить. В твоих же интересах зажечь его. А иначе…

Я проглатываю страх, подступающий к горлу, на вкус как желчь.

— А иначе что?

— Что ж, — говорит он, пропуская лезвие между пальцами, — даже если это лезвие не сможет убить тебя без сияния, я могу найти другие способы повысить уровень твоего адреналина.

В мгновение ока он проводит ножом по моей шее, кровь брызжет дугой на его лицо, боль вырывается из моего горла.

— Знаешь, — злобно говорит он, а я кричу, хватая ртом воздух. — Кое-что скажу, — он наклоняется, его лицо близко к моему, как будто он рассказывает секрет. — Все говорят о способах, как убить нас, вампиров, но знаешь ли ты, что есть вещи похуже смерти?

Он подносит лезвие к моему уху, и я пытаюсь отдернуть голову, кровь продолжает стекать по моей шее и груди.

— Возьмем, к примеру, мочку твоего уха, — я чувствую острый холод лезвия. — Нежная маленькая штучка. Я могу отрезать ее, будет больно, но не до смерти. А если отрезать тебе пальцы?

Он обходит спинку стула, а я пытаюсь дышать сквозь боль, желая, чтобы рана на горле зажила. Ужас внутри меня повсюду, как живое, растущее существо.

Я чувствую прикосновение лезвия к кончикам пальцев за спиной, затем острый край скользит по моей раскрытой ладони. Яник глубоко вдыхает.

— Можно сначала отрезать тебе пальцы, потом кисти, — хрипит он. — Затем пальцы ног, ступни. Начну резать тебя на крошечные кусочки. Раскромсать кожу и кости. И ты еще будешь жива. Тебе будет больно, как никому другому, ты будешь молить о смерти, но я не дам такой привилегии.

Он снова встает спереди, его ботинки с заостренными носками прилипают к моей крови на полу, и он прижимает лезвие между моих ног.

— Или можно порезать здесь, — он ведет им, почти разрывая кожу, проводит вверх по моему животу, между грудей, разрезая рубашку. — Вот здесь. Посмотреть на внутренности. И все равно ты будешь жива, жалеть, что я не отрубил тебе башку и не покончил с этим. Наверное, так и сделаю, раз уж ты бесполезна.

Он ухмыляется мне, злобно и жутко.

На мгновение я задаюсь вопросом, насколько безумны остальные члены Темного Ордена, или Макты, как он их называл. Они кажутся обученными, готовыми выполнять его приказы, и если это так, то Солону есть о чем беспокоиться, раз он собрался напасть на своего отца.

И затем, когда Яник начинает вдавливать лезвие в мою грудь, пуская кровь, Солон больше не в моих мыслях.

Я чувствую, что он здесь.

И когда улавливаю запах роз, табака и его неоспоримой сущности, я понимаю, что больше не одна.

Но Яник тоже это понимает.

Он делает паузу, вдыхает, а затем резко оборачивается.

Ничего не вижу за плащами этих существ, но чувствую, что Солон вошел в сарай, и он не один. Вульф и Эзра с ним.

«О, слава богу», — думаю я.

«Ленор?» — я слышу в своей голове глубокий голос Солона.

Я здесь. Он привязал меня к стулу! — твержу я, мое сердце колотится от облегчения, хотя страх еще ощутим.

— Значит, ты все-таки нашел ее, — громко говорит Яник, держа нож за спиной и поворачиваясь лицом к внешнему кругу. — Медлеммер28, пропустите их.

Внезапно существа в плащах расступаются в стороны.

Появляются Солон, Вульф и Эзра, прямо-таки команда хорошо одетых вампиров. В каждом из них сидит смертоносная змея, готовая нанести удар, спокойно оценивающая ситуацию, полностью уверенная в своих способностях.

Я просто не знаю, получится ли у них.

Голубые глаза Солона встречаются с моими, и прожигают насквозь, проникают в мою душу, в темный колодец, и я чувствую в них боль, вину, ярость.

«Мне так жаль», — шепчет он у меня в голове, его взгляд опускается на мою шею и грудь, мышцы на его шее напрягаются от гнева из-за того, что Яник сделал со мной.

«Сохраняй хладнокровие», — говорю я ему.

— Давай, — говорит Яник, указывая рукой.

Солон заглатывает наживку. Подходит к красной полоске крови, его ноздри раздуваются, когда он понимает, что кровь принадлежит мне. Но он не может сделать ни шагу дальше. Он