Шрифт:
Закладка:
Неудивительно, что, когда расследование все-таки началось, защиту Бонифация VIII взял на себя сам Климент V: он воззвал к благочестию короля Филиппа, говорил о его преданности делу церкви, которую тот неоднократно проявлял. После этого папа разрешил продолжить расследование, но, умело используя доскональное знание римского права, искусно затянул процесс — то скрупулезно требуя многочисленных письменных материалов по делу, то просто откладывая слушания, как, например, в декабре 1310 года из-за приступов желудочной болезни.
До его выздоровления консультации по делу Бонифация продолжались вне зала суда. В результате папа и французский король нашли компромиссный вариант: Климент V признавал, что скандальное нападение на покойного понтифика в Ананьи — просто недоразумение, ведь королевские посланцы во главе с Ногаре хотели всего лишь пригласить папу на заседание Генеральных штатов. А сам факт насилия в отношении Бонифация VIII объясняется неприязнью его личных врагов из Папской области. При этом была подчеркнута почетная роль короля Филиппа — «стойкого борца за веру» и «защитника католической церкви». В ответ на это Климент отозвал все папские указы с критикой Филиппа и его приближенных. Гильом Ногаре получил папское прощение в обмен на обязательство отправиться в крестовый поход, а также посетить некоторые святыни во Франции и Испании. Филипп Красивый пошел еще дальше — он объявил о согласии с любым решением, которое примет Климент V по делу его предшественника Бонифация VIII.
Достигнутый компромисс вызвал негативную реакцию в Европе. Данте Алигьери представил эту историю как пример откровенного проституирования Папской курии французским королем. Посол Арагона при папском дворе писал своему монарху, что «Филипп теперь стал королем, папой и императором одновременно». Широко распространился слух, будто отпущение грехов Гильому Ногаре стоило королю Филиппу сто тысяч флоринов. Однако, по мнению современных историков, поведение папы Климента V в деле Бонифация VIII не столько заслуживает критики, сколько позволяет ясно понять, что на самом деле папа одержал политическую победу. Фактически единственный компромисс, на который он согласился, — формальное одобрение действий французского короля. Однако это решение носило чисто умозрительный характер и легко могло быть пересмотрено. Столь же обдуманно Климент поступил и в отношении «папы-отшельника» Целестина V, который был канонизирован в 1313 году, но лишь как праведник и под светским именем — как святой Пьетро де Морроне, а не как мученик, на чем настаивал король Филипп.
Таким образом — умело затягивая принятие важных решений и проявляя недюжинное терпение и выдержку, — папа Климент V сумел сохранить авторитет и независимость католической церкви. В отличие от своих знаменитых предшественников — таких, как Григорий VII и Иннокентий III, прилагавших титанические усилия в борьбе с германскими императорами, — Климент оказался не в состоянии открыто противостоять фанатичному, коварному и мстительному французскому самодержцу. И все же в деле Бонифация VIII и его предшественника Целестина V «авиньонскому затворнику» удалось провести умную политическую операцию, пойдя лишь на незначительные уступки.
Но можно ли считать таким уж незначительным отступлением процесс тамплиеров? Похоже, сам Климент V так и не решил для себя этот вопрос.
Когда Климент V покинул Пуатье, король Филипп решил, что настала пора окончательно и не мешкая решить судьбу ордена Храма. Арестованные тамплиеры по-прежнему находились в королевских темницах, а после того, как папа санкционировал продолжение работы следователей-инквизиторов, можно было ожидать новых показаний и разоблачений. Вожди тамплиеров, представшие перед комиссией из трех кардиналов в Шинонском замке, признали показания, от которых ранее отказались, и подтвердили свои прежние свидетельства. И хотя никто из них не сознался во всех предъявленных обвинениях, в целом инквизиция добилась цели. Все обвиняемые раскаялись, прося разрешения вернуться в лоно Святой церкви.
Несомненно, на показаниях высокопоставленных заключенных сказалось присутствие на допросах в Шиноне «сладкой парочки» — Гильома Ногаре и Гильома де Плезана. Тамплиерам, по сути, не оставалось ничего другого, как согласиться с предъявленными обвинениями, поскольку любые попытки доказать свою невиновность влекли за собой истязания и пожизненное заключение. Даже в случае удачного побега им вряд ли удалось бы найти надежное укрытие, по крайней мере в Европе: Климент строго наказал всем европейским монархам задерживать в своих владениях тамплиеров и передавать их местным епископальным комиссиям. Следует учесть, что многие епископы, особенно в Северной Франции, были ставленниками Филиппа Красивого. Кроме того, папа предупредил духовенство, что любое содействие мятежным храмовникам чревато обвинением в ереси самих священников.
Король Филипп активно участвовал в подборе кандидатов для папской следовательской комиссии, предложив в ее состав восемь верных ему людей. Одним из них был председатель комиссии Жиль Эйслен, архиепископ Нарбоннский, который выступал с обвинениями против тамплиеров еще в 1308 году в Пуатье. Откровенными сторонниками короля были также епископы Менде и Байо; последний к тому же был финансовым советником Филиппа Красивого. А из четырех членов комиссии, которые не являлись французами по национальности, один — архидьякон Трентский — в свое время тесно сотрудничал с кардиналами Колонна, а другой был доверенным лицом двоюродного брата короля Филиппа — короля Карла II Неаполитанского.
Тем не менее намеренно усложненные по инициативе Климента V процедуры, а также технические трудности, связанные со сбором восьми церковных иерархов в одном месте, привели к тому, что первое заседание комиссии состоялось только через год после утверждения ее состава. 8 августа 1309 года было объявлено, что заседание состоится в ноябре в парижском монастыре Сен-Женевьев-де-Буа, и на него приглашались все, кто хотел дать показания.
В числе первых опрошенных свидетелей был Гуго де Перо, командор тамплиеров Франции, который фактически ничего не сказал в защиту ордена Храма. Когда 26 ноября 1309 года показания давал сам Жак де Моле, он заявил, что хотел бы взять орден под защиту, поскольку не верит, что в такой напряженный момент церкви выгодно его разрушить, но, не чувствуя в себе достаточно сил и умения, нуждается в помощи. И еще Великий магистр сказал, что «с его стороны было бы отвратительно и позорно не попытаться защитить орден, который удостоил его такой высокой чести».
Дело даже не в том, что — как выяснилось при его аресте — Жак де Моле был просто неграмотен; главное — орден Храма в его правление оказался абсолютно не готов к резкому усилению в тот период общественного внимания к проблемам гражданского и церковного законодательства. Другие монашеские и духовно-рыцарские ордена — например, госпитальеры — давно поняли значимость этих проблем, а вот тамплиеры не озаботились тем,
