Шрифт:
Закладка:
Эти вопросы не давали Иоганне покоя всю долгую дорогу домой. Её шаги становились всё медленнее, пока она брела по Гетрайдегассе, которая снова стала родной, спустя семь лет наконец избавившись от знамён со свастикой. Иоганна взяла выходной, чтобы проводить Биргит, но сейчас ей хотелось с головой уйти в работу, лишь бы её отпустило это новое ощущение тоски и беспокойства. Нужно было не думать об этом, нужно было верить, что из руин получится построить что-то новое – но она не знала, что.
И внезапно она услышала голос, хриплый и уверенный:
– Иоганна…
Она замерла. Надежда, тлевшая в её сердце, как уголёк, внезапно вспыхнула горячо и ярко. Этого не могло быть… она столько раз представляла это в мечтах, и всё же… этого не могло быть…
Она подняла глаза и увидела, что он стоит у магазина, под искорёженной и обшарпанной вывеской с надписью «Часовщик Эдер» и нарисованной жёлто-белой веточкой эдельвейса.
Он был болезненно худым. Его волосы были подстрижены очень коротко и из тёмных стали почти совсем седыми. На нём были потрёпанная крестьянская блуза и штаны, подвязанные куском верёвки, и то и другое было ему слишком велико. Его лицо было таким измождённым, что Иоганна едва не расплакалась, несмотря на переполнявшую её радость.
Франц.
Медленно, как во сне, она приблизилась к нему.
– Я думала… я думала, ты погиб…
– Порой я тоже так думал.
– Но прошло столько времени! Где же ты был? – Сейчас это было неважно, но мысли Иоганны метались, голова кружилась. Она не могла поверить в то, что видит его своими глазами, что он совсем рядом. Что он жив. Он правда жив.
– Меня оставили в лагере, когда его расформировали, – объяснил Франц с озорной улыбкой, которую она так хорошо помнила. – Я болел… сильно болел. Я не мог ходить, с трудом помнил собственное имя, – он покачал головой, его взгляд стал печальным. – Когда меня выписали из больницы, меня перевели в лагерь для беженцев. Я сказал им, что я из Вены, но надёжной связи с ней нет. Там сейчас Красная армия. В конце концов нашли информацию о моей семье…. – он покачал головой. – Все погибли – братья и сёстры, тёти и дядя. Все. В Освенциме.
– Господи, Франц… – Она знала, что больше ничего не может сказать.
Он кивнул, решительно глядя на неё – человек, переживший страшное горе.
– Им потребовались месяцы, чтобы оформить документы и разрешить мне покинуть лагерь, чтобы я мог приехать сюда. И вот я здесь. – Он широко раскинул руки, и Иоганна, нервно смеясь, бросилась в его объятия.
– Не могу поверить… – Она была так ошарашена, что не могла ни плакать, ни смеяться. Руки Франца обвили её, прижали крепче, тонкие, такие чудесные.
– Я уже не тот, – тихо сказал он, предупреждая, и Иоганна чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
– И думать не смей, Франц Вебер! И думать не смей. Я не стану слушать никаких оправданий. Я ждала тебя и ждала, я почти совсем состарилась!
Франц улыбнулся ей, но улыбка была полна боли. Может быть, подумала Иоганна, со временем ей удастся его исцелить.
– Тебе всего тридцать…
– Тридцать один. Ты женишься на мне как можно скорее, – сообщила она ему с притворной строгостью, дрожащим от волнения голосом, – а не то пожалеешь!
Он хрипло рассмеялся и подхватил ее на руки. Иоганна прижалась к нему, ещё крепче обхватив его руками.
– Если ты всё ещё этого хочешь…
– Конечно, хочу! Что за глупый вопрос!
– Есть другие вопросы, которые я должен задать, – серьёзно сказал Франц. – Что с Биргит? И Лоттой?
Иоганна покачала головой и рассказала ему всё, что знала: о Биргит, Лотте, Мими.
– Ребёнок, – изумлённо-радостно пробормотал он. – Хоть что-то хорошее из этого всего.
– Ты же не против? – неуверенно спросила Иоганна. – Раз Биргит уехала в Блумендаль… Я подумала, что я – теперь уже мы – будем растить её как нашу дочь.
– Сочту за честь.
Она вновь обняла его, её переполняли эмоции.
– Настоящая семья, – тихо сказала она. Франц кивнул, крепко обнимая её. – А что Вернер? – спросила она, помолчав, хотя почему-то, как и Биргит, уже знала.
– В последние дни его застрелил охранник. Он пытался спасти тех из нас, кому суждено было попасть в газовую камеру. Он отдал за нас жизнь, Иоганна. Он оказался гораздо лучше и храбрее, чем мы все могли представить.
– Упокой Господь его душу, – прошептала Иоганна, прижимаясь щекой к костлявому плечу Франца. Она с трудом могла поверить, что он здесь; ей нужно было обнимать его, чтобы знать, что он действительно здесь, живой, настоящий. Он не исчезнет, как сон. – Я так счастлива, – удивлённо пробормотала она. – Я забыла, каково это.
– Дай Бог, чтобы у тебя было много возможностей это вспомнить. – Франц крепче прижал её к себе. – Я позабочусь об этом и начну с Парижа.
– Париж… – Иоганна рассмеялась и покачала головой.
– Однажды мы непременно туда отправимся, – пообещал Франц.
– Я знаю. – Она поверила в это, как поверила в их собственное будущее, которое наконец-то засияло перед ней, неясное, но достижимое. – И я знаю, что буду счастлива, – заявила она с твёрдой решимостью. Счастье было драгоценным сокровищем, но вместе с тем выбором. Она знала, что должна быть счастлива – во имя Лотты, во имя Вернера, во имя Ингрид, и Кунигунды, и всех, кто отдал свои жизни, чтобы они могли жить и любить. – Буду, – повторила она и, взяв Франца за руку, повела его в дом на Гетрайдегассе, вверх по лестнице.
Если вам понравился роман «Сёстры Эдельвейс», не пропустите «Самый тёмный день» Кейт Хьюитт. Эта книга о жизни Лондона и Европы в годы Второй мировой войны не оставит вас равнодушными!
Письмо от Кейт
Дорогие читатели,
Я хочу сказать вам огромное спасибо за то, что познакомились с сёстрами Эдельвейс. Если вам понравилась