— Говори, что с ней, — раздраженно прошу я, но свет все-таки включаю.

Отец в первую секунду щурится, затем, не разуваясь, проходит на кухню. Усаживаясь, обводит стены оценивающим взглядом.

— Неплохо тут теперь. Тесновато, конечно, но…

— Что с матерью? — перебиваю я его.

Отец протяжно вздыхает и переводит взгляд на меня.

— Ну! — теряю я терпение.

— Ты же телефон свой оставил. Позвонили сегодня на твой номер… из какой-то больницы… Уже после того, как Соня от тебя уехала. Сказали, что вчера вечером ей стало хуже, а под утро… В общем, твоя мать скончалась. Я попросил проверить, всё так и есть…

Я молчу, стоя у окна, к нему спиной, в тяжелом оцепенении. Невидящим взглядом смотрю перед собой.

Голос отца доходит до меня как сквозь толщу воды.

— Мне жаль, Стас. Мне действительно жаль. Как бы там ни было, но она твоя мать… А мать есть мать…

Едва улавливаю смысл его слов. Они как навязчивый шум. А сам думаю только о том, что мог бы приехать к ней раньше, мог бы заставить ее лечиться, мог бы что-то сделать, и она была бы жива…

В горле камнем стоит ком. Ни сглотнуть, ни выдохнуть.

— Стас, ты крепись…

Отец подходит сзади, кладет на плечо руку. Мне хочется ее скинуть, но тело словно одеревенело.

— Где она? — выдавливаю из себя с трудом.

— Ну, в морге, надо полагать. Там, у них. Стас, возвращайся домой. Мы оба погорячились вчера. Потом всё на спокойную голову обсудим, а сейчас займемся похоронами. Я уже распорядился. В горе семья должна быть вместе…

— В горе? — вырывается у меня. — Это у тебя-то горе? Да тебе плевать было на нее. Она там еле сводила концы с концами, жила в нищете, тебя это волновало? Из-за тебя она такой стала… Ты сломал ее…

— Не говори ерунды. Я понимаю, ты расстроен, но не надо валить с больной головы на здоровую.

Я резко оборачиваюсь, готовый наговорить ему всё, что накопилось. Всё, что думаю про него. Но смотрю на отца и понимаю, что он реально не чувствует за собой никакой вины. Ни малейшей. И что ему ни скажи сейчас — он не поймет. Даже на секунду не задумается.

— Уйди, — цежу я. — Просто уйди.

— Стас, поехали домой. Ну что за мальчишество? Дома всё обсудим.

— Я и так дома. И обсуждать с тобой мне нечего. И мать свою я сам похороню.

Отец с минуту вяло препирается, но все же сваливает. Вовремя. Потому что я уже не мог слышать его голос, задыхался рядом с ним. Еще немного — и я вытолкал бы его за дверь силой.

Но когда он уходит, становится еще хуже. Меня будто подсекает, и я сползаю вдоль стены на корточки…

***

Женя перезванивает только на следующий день.

Это даже хорошо. Не хотел бы я, чтобы она слышала мой жалкий скулеж. Хватит того, что этого наслушалась вчера Сонька.

— Стас, прости, пожалуйста, — частит она. — Не успела вчера тебе позвонить. Мы весь день — то туда, то сюда. Одной ни на минуту не получалось остаться. Только уже поздно вечером, когда в отель вернулась. Я хотела было тебя набрать, а потом вспомнила про разницу во времени. У тебя уже глубокая ночь была. Ну вот сейчас, как только встала — сразу звоню.

— Круто… — бормочу я. — С добрым утром.

Женька в ответ смеется.

— Итак, отчитываюсь: долетели отлично, разместили нас тоже хорошо. У меня отдельный номер с гигантской кроватью. Вид из окна — просто потрясающий! Особенно ночью. Море огней! А вчера, помимо прочего, мы еще ездили на экскурсию по Москве. На таком большом двухэтажном автобусе. С гидом. Столько мест посетили! Я всё самое интересное нафоткала… Если хочешь, покажу фотки, но только чуть позже. А то через час уже поедем… В каком-то лицее, сказали, будет проходить олимпиада. Представляешь, я волнуюсь! В Новосибирске как-то без разницы было, а тут прямо потряхивает. Надо как-то настроиться…

— Не переживай, всё у тебя получится. Ты круче всех. Я в тебя верю, — стараюсь говорить как обычно, но, наверное, не очень выходит, потому что Женька тут же спрашивает настороженно:

— Стас, у тебя все нормально? Ты в порядке?

— Абсолютно, — вру я. — Ну, может, только не выспался…

— А чем это ты всё ночь занимался? — в шутку предъявляет она. — Ой, прости, Стас, у меня на второй линии звонок от Арсения Сергеевича. Наверное, уже пора собираться. Вечером еще позвоню!

Давлю на корню вспыхнувшее раздражение. Видать, на Арсения у меня уже рефлекс.

И все-таки хорошо, что Женька не позвонила вчера. Потому что вчера я бы точно не сдержался. Вывалил бы на нее всё-всё. А ей сейчас надо быть максимально собранной. Она вон и так на нервах. Может, потом как-нибудь…

Спустя неделю

Машину отец вернул. И банковскую карту, и телефон. Когда он уходил от меня, выложил, оказывается, в прихожей на полке вместе с ключами. Я правда заметил только на другой день.

Сначала хотел через Соньку передать всё это добро обратно. Но подумал, что это уже будет какой-то театр с элементами детского сада. Да и не до того было. Так что просто скинул всё в выдвижной ящик. Но хрена с два я с его карты хоть рубль сниму.

Машину же пригнал кто-то из его людей и оставил у подъезда. Я потом ее отогнал на ближайшую стоянку, чтобы не мозолила глаза. И эти дни гонял на маршрутках и автобусах. А к матери домой ездил на электричке. Нужны были ее документы, кое-какие вещи.

С похоронами отец все-таки помог. И даже потом поминки закатил в ресторане с размахом, но я не пошел. Там и так народу хватало, правда большинство из них мать в глаза ни разу не видели.

А сегодня наконец прилетает Женя. Я так хочу ее увидеть, что у меня аж внутри всё ноет.

Денег почти не осталось, и я тащусь в аэропорт на автобусе. Зато с букетищем. А на ангарском мосту наглухо встреваю в пробку. Сначала еще ничего. Думаю, наивный, время есть, вышел же с запасом. Но проходит час, а мы еле доползаем до середины моста.

Я злюсь, психую, каждую минуту смотрю на часы. Если б не выделывался, придурок, если бы поехал на машине, уже был бы на месте. Ненавижу себя за тупость чуть ли не больше, чем тех двух