Шрифт:
Закладка:
— Восстаньте, граждане Парзада! - орал Кестат, приободрившийся за спинами бойцов. - Хватайте все, что есть под рукой и разите захватчиков, недолго им осталось! Остальные их армии разбиты, Ымкан освобожден! Могучие союзники пришли к нам на помощь, рабнекам не устоять против них! Хватайте оружие и разите! Небеса за нас!
Дирижабли, высадившие десант, мчались дальше, с бортов стреляли лучники и одновременно с этим готовили тюки. Птерахи подавали сигналы и под ноги тургайцам, выскочившим на крики Кестата, падали тюки с оружием и щитами. Тургайцы ревели яростно, хватали оружие и неслись в битву, разили рабнеков, крошили одиночек, били в спины тем, кто пытался задержать десант.
Отряды рабнеков пытались навести порядок, рассеять и вырезать тургайцев, но сами оказались разбиты ударами с дирижаблей. Кровь лилась рекой, повсюду в городе шла битва, угрожая перерасти уже в резню, и Лошадкин метался, с личным отрядом, разил и предотвращал, тоже кричал с небес, но уже свое.
— Небесам неугодна резня! Сдающихся щадить! Рабнеки! Сдавайтесь и вам сохранят жизнь!
Местные не понимали всего этого или понимали не до конца, не видели ничего плохого в том, чтобы вырезать соседей. Да что там, вспомнить только первые мольбы к "посланцам небес", о чем они были? О том, чтобы те пошли и вырезали, покарали соседей, настоящее воплощение вселенского зла!
Как в Тургае обстояли дела с религией и храмами? Стоило выяснить этот вопрос и закатить пару проповедей, нет, лучше внушить местным нужные мысли, чтобы жрецы и священники сами доносили их. Слегка подготовить почву на будущее, не только военными делами, но и мирными словами.
— Сдавайтесь! - кричал Лошадкин. - Вам не устоять!
Рабнеки не верили, дрались, пробивались на стены и к воротам, и только тогда у части из них резко опускались хвосты. Пехота, двигавшаяся по дороге, смела полосы заграждений и самих рабнеков, прижала их к стенам Парзада, откуда вместо стрел поддержки, на головы захватчикам полетели камни. Рабнеки, разумеется, не сдались бы просто так, но дирижабли, пройдя над Парзадом, ударили еще и по позициям к западу от города.
Затем заложили полукруг и ударили еще раз, уже по пехоте рабнеков, прижатой к стенам Парзада.
Те рабнеки, что выскакивали на восточные и северные стены, тоже замирали, не веря своим глазам. Разгром продолжался, силы союза везде брали верх, а где не брали, то посылали гонцов и получали подкрепления, или Огар присылал их заранее, предвидя проблемы, или налетали птерахи и забрасывали бомбами, подплывал дирижабль, с бортов которого сыпался дождь стрел.
— Надо будет туда еще стационарные арбалеты смонтировать, - пробормотал Лошадкин, - когда еще грузоподъемность повысим.
Открытая всем ветрам платформа - ее тоже следовало изменить. Воины не жаловались, повышенная шерстистость, перья или толщина кожи, у тех же краглов, выручали, но для комфортных путешествий такое не годилось. Классическая гондола, на два отсека, один для винта, да, с паровым двигателем, и он же источник теплого воздуха для подкачки баллона сверху, что-то такое.
В дирижаблях Лошадкин тоже не особо разбирался.
— Пленных выгонять из города, собирать к западу от Парзада! - крикнул он. - Передать сигналами и гонцами всем!
Разделить с теми силами, что еще бились к востоку от города и в то же время, спасти от резни от рук горожан. Да, местные не понимали такого, но в то же время кивали уважительно, мол, небеса держат свое слово. Лошадкин же исходил из более прагматичных соображений, чем меньше крови прольется сейчас, тем легче будет спаять всех в дружную семью потом. Да, старые обиды никуда не денутся, но именно что старые, без свежей крови и резни без разбора.
Хотя, именно такую резню устроили рабнеки и над этим еще предстояло подумать, как разрешить ситуацию или перевоспитать их. Не прямо сейчас, конечно, в будущие года, но начинать следовало именно что сейчас, дабы рабнеки не приняли, как обычно, доброту и гуманизм за слабость. В голову лезла всякая чушь вроде заложников, изъятия дочерей и подрезания хвостов, но все они вели только к ожесточению, при котором обычно отключался разум.
Следовало как-то показать силу и в то же время не утопить все в крови.
— Нашел проблему себе на голову, - проворчал Лошадкин, взлетая выше и сближаясь с дирижаблями.
— Повелитель!
— Выделить три дирижабля для надзора за пленниками! - крикнул Лошадкин. - Остальным - на выручку командующему Огару! Сигнал птерахам - четверть занимается Парзадом, остальным - за нами!
Пришла пора нанести добивающий удар! Громкие слова, не совсем соответствующие реальности, все же Огар командовал сражением, но какая разница? Вылететь красиво и приказать сдаваться, вот о чем будут петь барды! Ну и о всех остальных, конечно, обязательно приплетут историю о любви, скажем к дочери Барлота, барды просто не могут без всего этого, но опять и снова - какая разница?!
Зато песни, баллады, сонеты, хотя нет, это из другой оперы, в общем, песни и легенды, былины!
— Высадить оставшийся десант в городе и за ним! Пусть поддерживают порядок!
Если кто-то еще оставался, в чем Лошадкин лично очень сомневался. Но неважно, в финальном ударе роль дирижаблей - только поддерживающая и угрожающая. Чем меньше живых на борту, тем быстрее передвижения, чтобы рабнеки видели - сбежать не удастся. Сдавайся и бросай оружие или будешь убит. Разумеется, полное превосходство в воздухе, но одни лишь отряды птерахов не смогли бы остановить бегство рабнеков толпой, а вот отряды лучников с дирижаблей справились бы.
— Огар, мы уже летим!
— Отлично, - откликнулся зваздианец, - сейчас ударим в центр и рассечем его, и они побегут!
Не прошло и часа, как командующий силами рабнеков капитулировал и все выжившие оказались в плену.
Глава 45
— За посланцев небес, которых нам послало небо! - заорал пьяный Барлот, поднимаясь с чашей.
— За посланцев! - взревели казары городов, торопливо вскакивая и расплескивая выпивку.
К некоторому удивлению Лошадкина, здесь делали вино, пусть и слабенькое. Южнее, ближе к горам, тянулись ряды холмов, где тургайцы растили виноград, и у Лошадкина сразу зачесались руки помочь им с селекцией, освещением, подсказать условия, а то и вовсе возвести искусственный остров в море. Не ради выпивки, конечно, ради винограда, который Лошадкин очень любил. Веяло чем-то