– Вам, видимо мало, мучить только своих детей. Вы решили ещё и над матерью поиздеваться? – в голосе девушки плескался концентрированный яд. – Их доводите, теперь ещё и её? Только вот я не пойму, чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы они считали вас матерью? Любили вас? Прислушивались к вам? – она усмехнулась. – Это несбыточное желание. Вы для них олицетворение больного эгоизма, трусости и предательства. Такое не прощают.

– Я отдам им всё… – хриплым пробормотала женщина, глядя куда-то вдаль совершенно пустым взглядом. – Всё, что имею. Бизнес, квартиры, деньги… Всё! Только бы они были со мной.

Её глаза заблестели, а по матовой коже покатились маленькие капельки. Но она, казалось, не замечает этого. Только всё так же смотрит вперёд и боится сделать даже шаг.

И глядя на эту женщину, бросившую детей ради собственного будущего, имеющую всё что пожелает, кроме их любви, Мирославе впервые стало жаль Наталью. Ведь девушка не сомневалась, что ни Максим, ни Маш никогда не примут её. Даже если она положит к их ногам целый мир и себя в придачу, она всё равно так и останется для них чужой женщиной, бросившей их на произвол судьбы.

– Мама… – беззвучно шептала Наталья Петровна, обессилено опускаясь на колени прямо посреди дорожки. – Машенька… Максим…

И зарыдала в голос.

Что странно, никто из присутствующих не подошёл к ней, не спросил, всё ли в порядке, не предложил помощь. Напротив, видя её состояние, все как-то очень быстро разошлись, и спустя какую-то минуту на пустынной аллее остались только Мира и Наталья.

– Хотите совет, – вдруг сказала девушка, смотря себе под ноги. – Оставьте их в покое. Вы со своим чрезмерным напором довели их до ручки. Желаете помогать – делайте это молча и ненавязчиво. Докажите им свою любовь и тогда, может быть, у вас появится шанс. Хотя лично я в это не верю.

Поле чего развернулась и отправилась на поиски Максима. Она сама не поняла, почему решила сказать всё это, почему осталась и не ушла сразу. Но прокручивая в голове свой эмоциональный монолог и всю ситуацию в целом, она пришла к выводу, что поступила правильно. Ей вообще казалось, что если Наталья сейчас пойдёт за ребятами и скажет хотя бы слово, то Макс пошлёт её так далеко, откуда не возвращаются и выскажет всё, что накипело в нём за эти годы.

Когда Мира вошла в большую светлую гостиную, куда её милостиво проводил до приторного учтивый Гарик, первым кого она увидела, оказался именно Максим. Он сидел в большом кресле у самого входа и медленно цедил из широкого стакана, нечто по виду сильно напоминающее коньяк. Остальные толпились около дивана, на котором возлежала всё ещё бледная женщина и приглушённо что-то обсуждали.

Мирослава подошла к своему «липовому» жениху и бесцеремонно уселась на мягкий подлокотник. После чего мгновенно оказалась пересажена на колени и прижата к тёплому телу. Макс обнимал её очень крепко, будто ища в ней защиту от собственного нервозного состояния. Его едва заметно трясло, а сердце билось так сильно, что Мира сама ощущала его удары.

– Дурдом, – прошептал он, уткнувшись в её волосы.

– Как Нина Михайловна? – поинтересовалась девушка, поглаживая его по спине и шее. Она чувствовала, что рядом с ней он начал успокаиваться, поэтому твёрдо решила, что не уйдёт и не оставит его одного. Сейчас она бы не сделала этого ни за какие богатства.

Он приподнял голову и посмотрел ей в глаза.

– Уже хорошо. Скорую отменили. Среди гостей нашёлся известный в городе кардиолог. Он её осмотрел и накормил успокоительным. Сейчас Ира уговаривает её пойти отдохнуть, но старушка упирается, – Макс криво улыбнулся и сильнее прижался к Мире.

– Не такая уж она и старушка, – бросила девушка. – Женщина в самом расцвете сил.

– Бабушка… – он произнёс это слово с какой-то издевательской насмешкой и, покачав головой, добавил: – Мечта… Мы так хотели семью. Каждый новой год становились с Машей у тёмного окна, смотрели на звёзды и загадывали желание. Одно на двоих. И вот оно исполнилось. Только, что-то поздновато.

Мира молчала, пытаясь унять щемящую боль, волнами разливающуюся в сердце. Она словно наяву видела маленьких темноволосых мальчика и девочку, в старенькой одежде. Они держались за руки и с надеждой взирали на небо. Они не хотели новый телефон или игру, им не нужны были игрушки и море сладостей. Они просто просили небо вернуть им маму и папу. Дать им настоящую семью…

Голоса в комнате стали тише и, посмотрев в сторону дивана, Мирослава заметила, что больную всё-таки увели наверх, а остальные вернулись в сад. У окна остались только Карим, Лёва и Маша, и судя по лицам всех троих, праздник для них на сегодня был закончен.

– Удивительно, ведь так? – подал голос Максим, глядя на Карима. Говорил он тихо, чтобы слышать его могла только Мира. – Чужой человек мне гораздо ближе и роднее матери. А та, кто называет себя моей матерью, бесит уже одним своим видом.

Мирослава хотела сказать, что не стоит принимать всё это слишком близко к сердцу, что Наташа сожалеет, что не нужно позволять злости и обидам отравлять своё будущее, но промолчала. Всё это было лишь словами. Простыми звуками, не имеющими сейчас никакой силы. Потому она просто крепко обняла Максима, и это оказалось ярче и правдивее тысячи слов.

Поглощённая своими мыслями, она даже не сразу заметила, что их уединение нарушено. А когда за её спиной послышался насмешливый голосок Лёвы, едва не подскочила на месте.

– Что, сестрёнка, развлекаешься? – сказал он, удивлённо рассматривая представленную перед ним картину. И то, с какой нежностью и безграничным спокойствием, взбалмошная и непокорная Мирослава прижималась к своему Церберу, поведало ему о многом. Наверно, не будь рядом Маши, Лёва бы обязательно сказал что-нибудь едкое и непременно напомнил бы узине, что предлагал вариант с соблазнением Максима с самого начала, но пришлось промолчать. Ведь Машенька обязательно расстроиться, если узнает о том, что её обожаемого Максика просто водят за нос. Что для Миры это даже не игра, а простая необходимость.

Но стоило ему повнимательнее присмотреться к своей находчивой младшей сестрёнке, и все слова в один момент пропали из его головы. Её глаза были чуть покрасневшими от стоящих в них слёз, а Максима она обнимала так, будто от него одного зависела вся её жизнь. Лёва никогда даже не предполагал, что она может быть такой… ручной.

– Неожиданно, – только и смог сказать он. Потом хмыкнул, прошёлся по комнате, и выглядел при этом чрезвычайно растерянным. Почему-то такое