Удивительно иронично. Над ним насмехалась кукла. Голем ведь, по сути, не более, чем куклка, в которую вдохнули энергию и создали для неё разум.

Робот, если выражаться языком Земли.

Но даже он, казалось, понимал больше, чем Хаджар.

— Ты уже можешь начать утешать себя, — монстр фыркнул, от чего кольцо в его носу издало не самый мелодичный звон.

— Я не…

— Вот только не надо лгать, — скривился гигант. Учитывая, что лицо ему заменяла бычья морда, то выглядело это несколько пугающе. — Не надо лгать хотя бы самому себе. Ведь это то, чем ты постоянно занимаешься. Лишь утешаешь себя.

— Ты не знаешь…

— Я знаю тебя лучше, чем ты сам, — в который раз перебил голем. — Я знаю как тебя зовут, Хаджар Дархан. Я знаю как звали твою мать, знаю как звали твоего отца, учителя, лучшего друга, первую девушку, которую ты хотел обнять, первую девушку, которую думал, что полюбил. Я знаю о тебе все. Знаю все твои мысли. Я видел всю твою жизнь. Все твои страхи. И они так же просты и скучны, как и того же моря бездарностей, частью которого ты являешься.

Хаджар, все еще лежа на спине, смотрел в глаза голему. Нечеловеческие, почти каменные, они, тем не менее, тоже умели отражать эмоции. И в них сейчас Хаджар не видел ни капли лжи.

И тогда он понял.

— Это… ты, — хрипя прошептал Хаджар. — Туман… это ты…

— Я, — кивнул голем. — И из всех шестидесяти трех големов, что стерегут вход в сокровищницу, тебе не повезло встретиться именно со мной, мальчишка. Может остальных ты бы и обманул, но не меня. Я видел твою страхи. Я знаю тебя. Я чувствую тебя. И ты — ничто. Лишь бессмыслено горящая искра, которая вот-вот потухнет.

Хаджар вспомнил окровавленное лицо Элейн. Как вживую он увидел пылающий пожар, пожирающий Лидус. Услышал слова своего брата и его жены, Серы. Плач их так и не родившегося ребенка.

— Ты…

— Ты жалок, — фыркнул голем. — Хочешь обвинить меня в том, что увидел? Вперед. Поступай так же, как поступал всегда — вини других.

Хаджар попытался подняться, но сил хватало лишь на то, чтобы дышать и держать открытыми свинцовые веки.

Голем опустился рядом с ним на корточки. Теперь он был так близок, что Хаджар чувствовал на своем лице горячее бычье дыхание.

— Признай, это, Хаджар Дархан, признай уже правду.

— Какую? — донесся хрип из человеческой глотки.

— Такую, что в твоих бедах не повинен никто, кроме тебя, — ответил монстр. — Тогда, в детстве, если бы ты был сильнее, разве бы погибла твоя мать? Разве Примус смог бы вырвать её сердце? Нет. Но ты был слаб.

— Я был ребенком!

— Ты был воином! — рев голема был настолько сокрушительным, что треснули даже те колонны, которым повезло уцелеть за время “битвы”. — Воин не бывает ребенком! Воин не бывает мужчиной или женщиной! Воин это не человек! Воин — это путь! Путь, которому ты никогда не следовал!

— Я… я всегда… ему… следовал.

— Никогда! — один лишь этот трубный глас едва было не выбил из Хаджара остатки духа. — Вспомни свою жизнь, мальчишка! Когда ты ему следовал?! Когда хитростью забрался на плац Мастера? Когда ты не спас своих отца и мать? Когда смотрел на то, как ради тебя жертвует жизнью жена твоего брата? Или когда ты испугался правды, которая могла навсегда оставить тебя одиноким? Ты лишь боишься и бежишь, бежишь и боишься. А воин не трус! Воин не убегает! Не сгибается! Не отступает! Воин сражается до тех пор, пока не останется самого последнего врага — его самого! И, победив себя, воин продолжает свой путь! Вот, что значит, быть воином. А ты лишь жалкий трус.

— Я… не… трус.

— Ерунда, — бык, отвернув голову, сплюнул рядом с Хаджаром. — Слова, не стоящие и дерьма, которым пропитана твоя душа. Ты винишь всех вокруг себя. Винишь Примуса. Винишь богов. Винишь меня, Анис, был готов обвинить единственного, кто готов расстаться с жизнью ради тебя — Эйнена. И все потому, что не желаешь видеть свой слабости.

— Я и ищу сил…

— Силу не ищут! Силу воспитывают в самом себе! Каждый день, каждый час, каждую секунду! Сила не то, что можно прийти и взять! Только найти. В самом себе. А в тебе я её не вижу! Так что убирайся отсюда. Не оскверняй своим присутствием чертоги воинов!

— Я…

— ВОН!

Бешенный рев голема поднял Хаджара, закрутил его легкой пушинкой и ударил об стену. Сознание, не выдержав такого потрясения, покинуло Хаджара и тот погрузился в беспамятство.

Глава 722

Голем смотрел на лежащего около входа, в луже собственной крови, мальчишку. Он соврал, когда сказал, что тому повезло встретить именно его — первого из шестидесяти трех стражей сокровищницы.

Остальные бы, без сомнения, пропустили мальчишку после того, как тот продемонстрировал свой второй удар. И этим самым обрекли бы его на бесславную, неотвратимую смерть.

— Я помню твои слова, Мастер, — Голем уселся на пол и стал ждать. Всматривался в тело мальчишки, надеясь, что то, что он сделал, поможет. — Лучше жить свободно среди смертных, чем быть слугой среди богов. Так ты говорил, да?

Голем вспоминал те годы, что провел, наблюдая за тренировками Мастера. Его попытками осознать что-то, что за бесконечности времен так и осталось загадкой для голема.

Но одно он знал твердо — его Мастер был воином. И только воину он бы согласился отдать свои тайны. А воин, как учил Мастер, это вовсе не тот, кто бьет быстрее, убивает больше или кому не ведом страх и зависть.

Нет, воин, это нечто другое.

Повар, который готовит лучший суп в королевстве и подает его и королям и рабам — он воин.

Мать, муж которой погиб на войне, и она в одиночку вырастила трех дочерей и двух сыновей, сохранив любовь к ним и к себе — она воин.

Воину не нужен меч. Воину не нужна броня.

Ему нужна лишь