его взгляде промелькнула теплота. – Безусловно, завещание будет соответствующим образом пересмотрено. Ты мой наследник. Мой сын. Фитцпатрик. Ты продолжишь работать в «Королевских трубопроводах». И получишь угловой офис, тот, что рядом с кабинетом Киллиана. Ты доказал, что ты настоящий член семьи, Хантер. – Он развел руки в стороны, ожидая… чего? Что я брошусь к нему в объятия?

Я натянуто улыбнулся.

– Иди ты к черту вместе со своими деньгами и фамилией, старина. Если я должен заслужить право быть частью твоей семьи, то я никогда ей не буду.

Двадцать шестая

Сейлор

Мы взяли машину напрокат и отправились в четырехчасовой путь до Бостона. Хантер всю дорогу молчал, за исключением первых десяти минут, во время которых он рассказал – странным, отстраненным, будто не своим голосом – обо всем, что происходило у них с отцом и братом.

– Вот как слабо они в меня верили.

– Но ведь ты и не давал им особого повода доверять тебе. – Я отстаивала их точку зрения, но вовсе не потому, что была согласна с ними, а потому что знала, как несчастен будет Хантер, если отдалится от семьи. Какими бы сложными ни были их отношения, он любил и боготворил Киллиана и Джеральда, равнялся на них.

Он всегда хотел быть таким, как они, но никогда не думал, что сможет.

– Говоришь как они.

– Ты имел в виду, логично?

Хантер фыркнул.

– А ты знала, что мой отец нанял твоего? – Он покосился на меня с хмурым видом, мчась по пустой дороге на той же скорости.

– С ума сошел? – воскликнула я. – Нет, конечно.

– А если бы знала? – настаивал он.

Я надеялась, что он не станет об этом спрашивать. Помотала головой.

– Я не отвечаю на гипотетические вопросы.

– Экстренное сообщение: на этот ты ответишь, – выпалил он.

– Тебе нужно успокоиться.

– Мне нужно, чтобы кто-то был на моей стороне, черт побери.

– Я на твоей стороне, – прорычала я.

– В таком случае ты была бы в моей постели, – посмел сказать он без тени вины или раскаяния. – Но это не так.

– Это потому, что я и на своей стороне тоже.

– То есть? – фыркнул он.

– То есть я не хочу привязываться к тебе еще больше, потому что это чувство явно не взаимно.

– А если взаимно? – спросил он после напряженной паузы.

Я помотала головой.

– Нет. Ты на это не способен. Ты потомственный изменщик. Откуда тебе знать, что может быть иначе?

Хантер откинулся на спинку кресла и покачал головой. Я сразу поняла, как плохо прозвучали мои слова. Как отвратительно я вела себя по отношению к нему.

– Вот и тайна раскрыта. Так раз я изменщик, как мои родители, это значит, что ты будешь вырезать людям лица, словно тыквы, как твой папочка? Играем в игры с генами? Потому что, не сомневайся, дорогая, пускай мы разнимся в своей неадекватности, но оба далеки от нормы.

Я ничего не сказала. Он был прав.

Хантер продолжил.

– Что нужно, чтобы ты поняла, что я настроен всерьез? Широкий жест? Гражданско-правовой договор? Гребаное кольцо?

– Может, чтобы ты перестал стыдиться меня. Нас, – огрызнулась я. – Этого могло быть достаточно.

Я имела в виду тот вечер с Найтом и Луной, все те случаи, когда он преуменьшал то, что было между нами. Я была уверена, что он уловил намек.

Хантеру пришло сообщение. Он открыл его, не отрываясь от дороги.

– Черт, – буркнул он и бросил телефон на центральную консоль, когда экран засветился от лавины посыпавшихся сообщений. На его экранной заставке была женская задница с текстом «Давай жестче или вали домой».

– Черт, черт, черт, – он сердито ударил кулаком по рулю. – Мне нужно успеть на самолет в Лондон. Кое-что стряслось.

– Что? – в изумлении спросила я.

– Вон, – ответил он, будто это все объясняло. – Я завезу тебя домой. Надеюсь, что смогу не спускать штаны, пока я там. А ты постарайся никого не убить, ага?

Прошла неделя с того дня, когда Хантер схватил меня за руку и выбежал из жилого комплекса возле завода в Мэне. Впервые с тех пор, как он был маленьким мальчиком, сидящим под дождем, я увидела его по-настоящему сломленным.

От него не было никаких вестей с того времени, как он уехал в Лондон. Я не хотела спрашивать о нем у Эшлинг, но, конечно же, ничего не смогла с собой поделать. Она сказала, что Хантер уезжал на выходные и не отвечал ни на чьи звонки. Когда я, в конце концов, сдалась и пришла к нему домой, его там не оказалось.

И это было не два дня назад и не вчера, а спустя долгое время после того, как он, по словам Эш, уже должен был вернуться.

Хантер исчез, а вместе с ним и мое любимое лето.

– Большое спасибо за то, что согласились. Я знаю, как сильно вы ненавидите СМИ. – Ванесса Шилинг из шоу «Доброе утро, Бостон!» наклонилась, похлопала меня по бедру и улыбнулась, демонстрируя виниры.

Было нечто чуть ли не клоунское в ее подчеркнутом ботоксом совершенстве. Тщательно зачесанные светлые волосы были слишком блестящими, слишком прилизанными. Она выпрямила спину и разгладила несуществующую складку на красном платье трапециевидного силуэта.

– Откуда вы знаете, что я не люблю давать интервью?

Она не ошиблась. Самое приятное в завершении моей карьеры по стрельбе из лука заключалось в том, что мне больше не нужно было общаться с прессой. Ведь пусть даже нефтеперерабатывающий завод не взорвался, зато рвануло дело Джунсу и Ланы. Пресса хотела знать мою версию событий. Я отказывалась, но тогда Кристал, с которой я по-прежнему была на связи, возразила, что, избегая этого вопроса, я позволяю слухам о собственном проступке свободно распространяться.

– Вы не сделали ничего плохого, во всяком случае в этом десятилетии. Вы убили ее собаку, а не родителей, – рявкнула она в телефон, и я поморщилась. Но она была права. Мне нужно было прояснить ситуацию раз и навсегда.

– Тридцать секунд, – крикнул режиссер шоу из темноты перед ярко освещенной студией.

Напротив павильона развернулся совершенно другой мир с видами Бостона на заднем плане – мир с камерами и проводами, людьми с микрофонами и суматошными ассистентами, которые обитали в тени гламурного телевизионного мира. Была и аудитория. Места в зале были под завязку заполнены зрителями.

Ванесса дала режиссеру отмашку.

– У нас готово