Шрифт:
Закладка:
Пианист сунул руки в карманы шерстяного джемпера и с любопытством уставился на внушительную фигуру Стрейнджа.
— Чем могу служить?
— Мне нужен Дэвид Фентон, член парламента. Мне сказали, он здесь. — Певицы с интересом уставились на посетителя.
— Никто не видел мистера Фентона? — спросила одна из них несколько высокомерно. — С ним хочет поговорить этот джентльмен. — Пожилые леди нерешительно мялись.
— Вы не по поводу налогов? — спросила другая певица.
— А у вас задолженность? — улыбнулся Стрейндж.
— Нет, нет, — заволновался хор.
— Думаю, ничем вам помочь не можем, — сказала одна из хористок после минутного совещания. — Что передать, если он появится?
— Не беспокойтесь, я его разыщу, — ответил Стрейндж, — не скажете, где он может быть? Я справился у него дома.
— Ох, — произнесла леди, спрашивавшая о налогах, — дома выяснять бесполезно.
Руководитель хора вступил в разговор с видом единственного обладателя истины.
— Да он обычно торчит в «Медведе» — в пивной, на углу, рядом с кондитерской. Я хочу сказать, он всегда там проводит обеденное время.
Он и в самом деле был там. Стрейндж нашел его в баре, в одиночестве сидящего над кружкой пива.
— Дэвид Фентон?
Он поднял голову. Увядшие, изможденные черты говорили о бедности, тяжелые, облепленные грязью ботинки — о тяжелой работе в поисках новых голосов. Светлые волосы едва прикрывали лысину, склонившуюся над кружкой. Стрейндж заметил, что ногти на пальцах были обкусаны почти до мяса. Фентону было не по себе. Выпуклые глаза на вытянутом лице смотрели устало и тревожно. Когда Стрейндж опустился рядом, Фентон сдвинул локти в кожаной куртке.
— Можно подсесть к вам?
— Вас никто не останавливает, верно? — неуверенная улыбка выдавала попытку пошутить. Говорил он отрывисто и с каким-то акцентом, который Стрейнджу был не знаком.
— Меня зовут Стрейндж. Фрэнк Стрейндж.
В глазах Фентона не отразилось ничего.
— Что вам нужно?
— Поговорить с вами, — начал Стрейндж, — о человеке по имени Дик Листер. Так по крайней мере его звали при жизни, хотя он мог назваться другим именем. Помните, такой встрепанный беспокойный специалист на правительственной службе с дурным запахом изо рта — из-за вечной страсти к курению. — Подробное описание было, пожалуй, ни к чему. Фентон и так уже был выведен из равновесия и беспокойно оглянулся вокруг. Но бар был пуст.
— Кто вы? Чего вам надо?
— Я друг Дика и хочу знать, когда вы его видели в последний раз?
— Знаете, мистер Стрейндж, не нужно мне крутить мозги, — губы Фентона задрожали от гнева. — Я не говорил…
— Но видели, ведь правда? — бесцеремонно и грубо перебил Стрейндж. Нельзя было рассыпаться в любезностях. — Видели ведь!
Фентон оскорбленно возразил.
— С тех пор утекло много воды.
— И все же когда?
— Кажется, в октябре.
— Можете припомнить, какого числа?
— Пожалуй, перед партийной конференцией. Но, ради бога, к чему все это?
Стрейндж оставался невозмутимым.
— А к тому, что вскоре после вашей встречи Листера отправили на тот свет.
Фентон был ошарашен.
— Кто убил?
— Вот это-то я и хочу знать.
Беседа застопорилась.
Стрейндж чувствовал: молчание — это беззвучный псалом по усопшему. Когда в бар со смехом и руганью ввалились три юнца, Фентон наклонился вперед и спросил:
— Вы — сыщик?
— Нет, но интересы Листера мне близки. Почему вы спрашиваете об этом?
— Газеты ведь писали о самоубийстве.
— Газеты пишут, что им скажут. Вы ведь им не верите? — Он в упор взглянул на Фентона.
Фентон заерзал на месте.
— Куда вы клоните? Откуда вам это известно?
— Я работал с Листером. Теперь в отставке, но, как министерство обращается с прессой, знаю. — Стрейндж отхлебнул пива. — Не волнуйтесь, мистер Фентон, я не пугать вас пришел. Мне нужна ваша помощь. Ведь что получается — Листер обнаружил, что в министерстве творится нечто такое, чего знать ему не полагалось. Его и убили за это. Я желаю знать, кто и почему. Я уже сразу вам сказал, я — его друг. Как он вел себя незадолго до смерти? — Голос Стрейнджа сделался тихим и вкрадчивым. — Имеет большое значение. А вы один из последних, кто его видел.
Серьезность Стрейнджа поколебала Фентона. Он осушил кружку и велел бармену принести еще одну. Казалось, он оценивающе присматривался к Стрейнджу.
— И еще одно, — сказал Стрейндж, — я не верю, что во всем повинны серп и молот.
— Слава тебе господи, — Фентон поднял кружку и отпил глоток, — половина страны думает, что мне платит Кремль! — Он горько рассмеялся.
— Это внутреннее дело, что гораздо хуже. До этого я не сразу дошел.
— Не сразу! — Фентон глядел на собеседника с любопытством. — И долго вы ведете расследование?
— Со дня смерти Листера. Сначала я шел по ложному следу, — виновато добавил Стрейндж.
— Сейчас вы на верном пути, — Фентон вздохнул и поднес руку с часами к глазам. — Листер поведал мне целую историю или, по крайней мере, начало таковой, а я ничего не предпринял. Вины с себя не снимаю, но смерть его меня напугала. Я рад вашему приходу. — Он медленно покачал головой. — Поймите, случай с Селзером испортил навсегда мне карьеру, и теперь мне на все наплевать, — Фентон выводил по столу невидимые узоры. — Кто бы мог представить, что я кончу персонажем из «Панча». Мистер Стрейндж, нас убивают карикатурой! А это самая унизительная смерть. Перестаешь ощущать себя личностью с идеями, убеждениями, чистой и целостной. Теперь я «красный Фентон», безумный марксист, которому не место в парламенте. Говорить я умею, но всерьез меня никто не принимает.
Стрейндж понуро слушал. По собственному опыту он знал, насколько горько разочарование человека в своих лучших надеждах.
— Вы не доверяли Листеру? — спросил он.
— Не знаю, просто не задумывался. Если парень собрался подставить мне ножку, то не грех обойтись с ним покруче, чем, скажем, с Селзером, которому тоже пришлось несладко. Единственный способ отстоять свои позиции — сделать нечто такое, чтобы всем было не до смеха. Этот парень, Листер, казался мне достаточно умным, чтобы это провернуть. Это была авантюра. Если я и рассказываю вам про Листера, хоть и не верю вам ни на грош, да и не только вам — я теперь никому не верю, то делаю это потому, что мне наплевать на то, чем вы занимаетесь. Может, вы один из тех редчайших чудаков, которые на самом деле думают, что говорят.
Стрейндж, разумеется, понял, что Фентону не по себе, и постарался обойти острые углы.
— Поверьте, это и в самом деле так, — произнес он. — Я вам
