Шрифт:
Закладка:
— Я должен оставить тебя, — виновато произносит он, словно ожидая, что я, огорчусь и начну молить не покидать меня.
— Не беспокойся ни о чем! Чтобы ни сказал этот надменный паяц, помни, что я со всем разберусь! Ты ведь вовсе не расстроишься, если наш новый друг неожиданно умрет? — он касается большим пальцем моей нижней губы и гладит ее, зачарованно следя за своей рукой.
Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.
— Не расстроюсь, — севшим голосом говорю то, чего он от меня ждут.
— Хорошая девочка, — удовлетворенно хмыкает Крайнов. — Меня не будет пару дней: надеюсь, ты соскучишься по мне!
Он уходит, а я тряпичной куклой оседаю на пол, рука тянется к сердцу, которое болезненное стучит в груди, жадно хватаю воздух, жмурюсь от частых спазмов в висках.
Тихий скрип двери заставляет меня сжаться еще сильнее.
— Ри, тебе плохо? — слышу торопливые шаги Алисы, которая тут же оказывается рядом и опускается на пол.
Пытаюсь найти в себе силы, чтобы сделать спокойное лицо и хоть как-то оправдаться, но выходит плохо, очень плохо. Алиса испуганно охает и тянет ко мне руки.
— Тебя обидели? Это твой жених?
Я могу лишь мотать головой и снова жмуриться.
— Нет, у меня приступ головной боли, не могу встать на ноги. Лис, позови Демьяна, пусть он поможет дойти до спальни, — наконец выдавливаю из себя.
— Конечно, я сейчас! — обещает она и тут же оставляет меня.
Я облегченно выдыхаю, судя по всему, Богданов не нашел Алису или не успел напугать, иначе она вела бы себя по-другому.
Боль нарастает, и вскоре мне даже ненужно притворяться: я и впрямь не могу подняться, потому что все вокруг кружится и расплывается, к горлу подступает тошнота, и я едва удерживаюсь на краю сознания.
Демьяну приходится перенести меня в спальню и опустить на кровать. Алиса тут же отправляет Миру к знахарке и садится на стул рядом с постелью. Стешка забирается под одеяло, подбирается все ближе, упирается лапками о мои ключицы, едва царапая кожу. Куница всматривается в мое лицо и фыркает, словно осуждает меня за что-то. Тоже мне, воспитательница нашлась! Много вас больно развелось! Я касаюсь пальцами ее шерстки и осторожно глажу, она снова фыркает, а потом сдается и укладывается прямо у меня на груди.
Я закрываю глаза, страх все еще душит и заставляет сердце бешено колотиться в груди. Цепляюсь воспаленным взглядом за лист сложенной вдвое бумаги, что лежит на краю прикроватной тумбочки, и перед раскрытыми глазами живо возникает образ мужчины.
Он кажется мне осязаемым и реальным, он опускается на мою постель, усаживаясь с краю, и ощутимо продавливает матрас. Его огромная ладонь ложится поверх моей, теплые слегка шершавые пальцы сжимают кисть.
— Ты все еще хочешь спрятаться от меня, Риана? — произносит он своим глубоким, проникающим в самую душу голосом. Его глаза гипнотизируют меня, заставляют забыть обо всем на свете, кроме этого лица.
Мне должно быть все еще страшно, я ведь и впрямь пыталась сбежать от него, я боюсь его…! И все же там, в груди, истерзанное сердце бьется ровнее и спокойнее, голова почти не кружится, пока взгляд сосредоточен на этом лице, а боль затухает — совсем немного, но все же это позволяет мне вернуться в реальность и услышать другие голоса.
— Куда она смотрит? Как будто видит там кого-то… Баба Феня, она что бредит?
— Ри, ну хватит меня пугать! — Алиса жалобно сводит брови.
Я выдавливаю дурацкую улыбку, которая, по-моему, тревожит ее еще больше.
— Это пройдет, Лисенок! — шепчу я.
Старушка касается морщинистой рукой моего лба, хмурится, заглядывая в глаза, сгоняет Стешку и задумчиво изучает меня мрачным взглядом.
— Совсем сердце оборвала, внученька! Ну, нельзя тебе так, нельзя!
— Оставьте нас, ей покой нужен! — ворчит знахарка и прогоняет сестру и Мирку.
— Вот угробишь себя, кто за этой твоей непутевой будет приглядывать, а? — продолжает твердить старушка, смешивая в чаше какие-то травы и старательно растирая их в порошок.
— Скажи ему, чтобы не уходил! — сонно бормочу я, не сводя глаз с мужчины, все еще сидящего рядом. — Мне так спокойнее!
Баба Феня снова трогает мой лоб и что-то бормочет, качая головой, а я пытаюсь дотянуться до его руки — сама! Но отчего-то не могу…
Я окончательно опомнилась лишь к вечеру. Не знаю, что со мной случилось, но, если бы не знахарка, кажется, я бы сошла с ума! Герцог не выходит из головы и я, расхаживаю по комнате, а потом решительно сажусь за письменный стол и пишу короткую записку с указанием даты, времени и места, ничего другого я написать так и не решаюсь.
Алиса все время следит за мной, заглядывает в комнату и заверяет, что ни на шаг от меня не отойдет и начинает громко возмущаться, когда я сообщаю, что ранним утром уеду в город — одна, без сопровождения. Я закрываю глаза, тру виски, и она тут же умолкает, не желая раздражать меня еще больше.
Утром, стоя перед зеркалом, я решительно надеваю на себя черное платье с бордовой каймой и закрытым почти до самого горла лифом, волосы собираю в строгую прическу. На мне нет никаких украшений и прочей мишуры — я это я, такая, какая есть!
Наверное, логичнее всего выбрать людное место, в «людное» время, но я поступаю иначе, у меня своя логика. Я никому не доверяю. И я не хочу, чтобы в случае чего эта встреча с герцогом позволила Крайнову задеть меня еще больнее, чем сейчас!
В глубине старого, ныне заброшенного парка у полувысохшего ручья есть небольшая веранда. Плющ плотным пологом оплел ее почти со всех сторон, словно пряча случайных гостей от посторонних глаз. И, несмотря на то, что зима иссушила его листья, они легкой, почти невесомой вуалью все еще свисали с крыши и ласково нашептывали ветру, наверное, что-то о предстоящей весне.
Полумрак не пугает меня, я глубоко дышу свежим воздухом и смотрю вдаль, восторгаясь холодной красотой природы.
Я нашла это место случайно, не так давно, но полюбила его за тихое уединение и возможность подумать обо всем без лишних глаз. Казалось, что здесь разум очищается и освобождается от ненужной шелухи.
Герцог появляется вовремя, ступает на порог веранды и тут же находит меня взглядом. Мы смотрим в глаза друг друга несколько коротких мгновений и молчим, не отводя взгляда, словно ведя немой диалог…души с душой. Но потом это призрачное ощущение духовного единения осыпается, так же легко, как облупившаяся на старых досках белая краска, под шероховатым слоем которой кроется потемневшее от времени, истерзанное годами дерево.
Его взгляд перемещается, изучая мой внешний вид. Наверное, я кажусь странной? Кто вообще назначает встречи в таком месте, да еще и зимой? Кто, согласившись на свидание с мужчиной, выбирает наряд, более всего подходящий для похорон, а не романтических встреч. А впрочем, романтика — это тоже не про меня,
