и сам удивился своему ответу. Как же так случилось, что я с ними не пересекался, с советскими киношниками? Ведь тогда все общались друг с другом. Казалось бы, все круги как-то пересекались или хотя бы соприкасались краями. К тому же я всегда был оголтелым киноманом, то есть существом, полностью зацикленным на киноэкране. Но я, действительно, не знал советских киношников и даже ни разу не задумался об этом обстоятельстве, пока мне не задали этот вопрос.

Но потом я сообразил, что все-таки был один специальный сегмент советского мира кино, с которым я соприкасался, причем довольно интенсивно. Речь идет о советской мультипликации. Это и понятно: рисованные фильмы в наибольшей степени связаны с профессией рисовальщика, с миром изобразительного искусства. Кроме рисованных, были еще и кукольные анимации, но их я недолюбливал. Зато рисованные фильмы повергали меня в такой бешеный восторг, я настолько фанател от них, что нередко заявлял родителям, что хочу стать художником-мультипликатором или даже режиссером анимированных фильмов. Я каждый день покупал газеты, где печаталась программа телевизионных передач, и бережно подчеркивал авторучкой те часы и минуты, когда должен был произойти показ мультиков. Я был завсегдатаем кинотеатра «Баррикады» у метро «Баррикадная» (я там рядом и вырос, на Пресне): в этом кинотеатре показывали исключительно рисованные фильмы.

В кинотеатре «Россия» на Пушкинской также имелся сектор с отдельным входом и отдельными кассами, где показывали только рисованные фильмы. И в «Баррикадах», и в «России» показывали в основном подборки короткометражек, но иногда – и это был особый праздник души – случался полнометражный полновесный фильм! В СССР почему-то не делали полнометражных мультфильмов (я не уставал печалиться по этому поводу), но порой закупался японский полный метр, и это уже была территория экстаза. Никогда не забуду японский шедевр «Корабль-призрак» – я сходил на него раз десять, пока он шел в «Баррикадах». В этом фильме гигантское и чудовищное существо по имени Боа, обитающее на дне океана и занимающее значительный участок этого дна (нечто наподобие лавкрафтовского Ктулху), выделяло из себя некий сок – Боа-джус. Злые капиталистические силы разливали этот зеленоватый пузырящийся сок в баночки вроде кока-колы и продавали населению. Обожатели этого прохладительного напитка через некоторое время исчезали – таяли без следа внутри своих одежд: оставались от них лишь пустые тряпки, валяющиеся на тротуарах, пропитанные пузырчатым Боа-джусом. Сцена, где гигантский робот (Гиг-робот ростом в три небоскреба) превращает в шлак и щебень современный мегаполис, вызывала особенный восторг у представителей моего поколения. Трудно сказать, почему советский кинопрокат решил порадовать советскую детвору этим достаточно жутким фильмом. Наверное, это как-то связано с тем, что в коммерческой войне двух американских пузырчато-напиточных гигантов, «Кока-Колы» и «Пепси-Колы», Советский Союз занял сторону «Пепси-Колы». С этим концерном СССР заключил контракт, и пепси-колу стали продавать на советских землях. Пепси-кола, а также сопутствующие напитки «Фанта» и «Байкал» (последний напиток представлял собой извращенную версию русского кваса) продавали исключительно в стекле, в то время как неприятельский напиток кока-кола, отождествляемый с ядовитым желудочным соком Капитала, ассоциировался с цилиндрическими баночками из тонкой жести – именно в такие баночки разливают Боа-джус в фильме «Корабль-призрак». Тонкая жесть!

Впоследствии Виктор Пелевин обыграл тему советского пепси в романе «Дженерейшн П». Как следует из текста романа, «Дженерейшн П» – это и есть советское «поколение, которое выбрало пепси». По этому роману в нулевые годы двадцать первого века режиссер Витя Гинзбург снял фильм под тем же названием, и в этом фильме я сыграл весьма эпизодическую роль. Я сыграл компьютерного гения по имени Сева Велин: это забавно, ведь по жизни я самое дистанцированное в отношении компьютеров существо из мне известных. Любопытствующий читатель может посмотреть этот фильм, не вполне удачный, на мой взгляд. Впрочем, я не любитель российского кино (в отличие от советского). Можете глянуть и убедиться, как ничтожно я там промелькнул. Мне там лет тридцать семь, выгляжу я как бледный юнец в очках, в модном черном тряпье от дизайнера Дениса Симачёва, и меня сразу же убивают. Я успеваю только выкрикнуть квакающим голоском: «Я что-то важное хочу сказать! Я хочу сказать что-то важное!» На что актер Михаил Ефремов (ныне пребывающий, кажется, в тюрьме за то, что задавил человека, сидя за рулем в пьяном вдрызг состоянии) вопит: «Уберите этого мудака!» Михаил Ефремов там играет банкира. Амбалы-охранники тут же утаскивают меня, вырывающегося. Охранники мастерски изображали брутальность, на деле же они утаскивали меня очень предупредительно, нежно, постоянно спрашивая у меня шепотом, не больно ли мне и не вывернули ли они мне руку ненароком. В следующей сцене меня взрывают в автомобиле на фоне гостиницы «Украина».

Съемки этой сцены (которая в результате в фильм почти не попала) происходили очень долго и мучительно. Я валяюсь в раскуроченном автомобиле, типа, уже мертвый, засыпанный осколками битого стекла. Спасатели в аморфных униформах МЧС распиливают машину автопилой (искры и все такое), достают меня, кладут на мокрый холодный асфальт, а потом еще и засовывают в мешок для трупаков. И вот такой пиздец продолжается часами: дубль за дублем.

Меня это в какой-то момент заебало; я сказал, что отойду, типа, поссать, а сам перебежал улицу, поймал тачку и съебался домой прямо в черной сценической одежде от Дениса Симачёва. Водитель косился на меня: на мне блестели приклеенные осколки, а рубаха была залита кинокровью.

Вот такой вот, значит, эпизод из моей удивительной карьеры киноактера. С тех пор снимаюсь в основном в своих собственных фильмах. Впрочем, весь вчерашний и позавчерашний день (20 и 21 декабря 2020 года) провел на съемочной площадке. Снимался, правда, не в полном метре, а в клипе, но клип, видимо, будет очень навороченный, с сюжетом, как мини-фильм. Рэпер Хаски попросил меня сыграть в его клипе, который он сам и снимает, киллера по прозвищу Птичник. Этот киллер убивает заказанных ему персон с помощью голубей. Живу я (ну, то есть не я, а мой герой Птичник) в голубятне, соответственно. У меня там обустроенная комнатка, компьютеры, до хуя белоснежных голубей (сегодня во сне мне кто-то сказал: «Завари голубей!»). Одежда Птичника: войлочный шлем, длинное кожаное пальто в стиле «Город грехов», кожаные рыбацкие штаны.

Короче, мы с моей возлюбленной Соней Стереостырски довольно уютно там потусовались позавчера в этой голубятне, где-то в Коломенском. Сидели, пили красное вино возле горячей буржуйки (фото прилагается). Пообщались с настоящим Птичником: это такой реальный чувачок лет шестидесяти, типа просветленный дервиш, который лет тридцать тусуется с голубями в этой голубятне, там у него все обустроено: комнатка, печурка, гитара, фотки на стенах каморки. Короче, реальный уют. Запредельное местечко. А вчера снимали сцену в стриптиз-клубе, где-то в ебенях, на Хорошевском шоссе. Стриптиз-клуб «Бурлеск», довольно роскошный. Я там сижу один в своем кожаном прикиде, а передо мной стриптизерша исполняет шестовой танец. Стриптизершу изображала жена Хаски, Алина. К спине ей приделали большие птичьи крылья – ну это понятно: Птичник дрочит на птиц, это ясно.

Ну, в общем, я старательно воплощал фантазии рэпера Хаски, причем совершенно безвозмездно и бескорыстно, в качестве братанской поддержки – ну я ведь тоже рэпер, ебать-колотить, поэтому как не поддержать братана?

Вернемся, однако, к теме мультфильмов, ну и заодно вернемся в семидесятые. Итак, я мечтал тогда стать мультипликатором. На этой волне я подружился с Максом Жеребчевским, гениальным советским художником-мультипликатором (он тоже жил на Речном вокзале, в соседнем доме, моя мама дружила с его женой). Макс водил меня на студию «Союзмультфильм», показывал, как делают мультики, все подробно рассказывал. Рисовали все на целлулоиде вручную, компьютеров никаких не было еще, конечно же. Труд адский. Там закралось в мою душу подозрение, что, наверное, не сделаюсь я художником-мультипликатором. Не для таких ленивых и строптивых скотин, как я, это прилежное дело. Хотя я рисовал тонны рисунков и проявлял в этом направлении поразительную усидчивость вкупе с фанатизмом, но все это были привольные, отвязанные картинки. Несмотря на всю обсессивную детализацию, несмотря на миллиарды тщательно прорисованных деталей, мои рисунки все же не были схвачены никакой дисциплиной. И мне нравилось не знать ничего