как-то раз, когда ей удалось выбраться из поместья и провести несколько часов с другом. — Свет, к которому я не устану тянуться. Не знаю, что было бы, если бы тебя не было рядом.

Он обнимал её за плечи, пока она сидела рядом с ним на покрывале где-то высоко на холме, провожая заходящее за горизонт солнце. Это был один из лучших дней в его жизни, потому что она была рядом.

Он готов стать для неё кем угодно, будь то: брат, друг, любовник или муж. Всё это было неважно, если он всё ещё ей нужен, если он ей не безразличен.

Бродяга знал, что это неправильно. Знал, но ничего не мог с собой поделать.

Её аромат цветов дурманил его, её шёлковые волосы, в которые он мечтал зарыться, кружили голову. И её глаза, Мерлин, какие же это глаза, словно сотканы из солнечных лучей. Он молил Мерлина и Моргану, чтобы они смотрели только на него одного, чтобы она видела, как сильно он в неё… Едва ли это важно.

— Нашла бы себе другого друга?! — насмешливо протянул он, играя темными бровями.

— Болван! — вскрикнула Алина и ударила его в плечо, а тот повалился на спину, заливаясь лаючьим смехом. — Я не найду никого лучше тебя, Бродяга.

Я не найду никого лучше тебя, Бродяга.

Сириус мигом принял сидячее положение напротив волшебницы.

— Зато ты снова улыбаешься, — беззаботно пожал плечами брюнет и задорно подмигнул.

— Не знаю, как отблагодарить тебя, ведь ты всегда рядом.

Попроси что угодно! Попроси поцелуй, попроси!

— Ничего не нужно, если ты всё ещё улыбаешься, змеёныш. Лишь твоя улыбка согревает моё холодное сердце.

Алина запрокинула голову назад и рассмеялась, так искренне и заразительно, Сириус просто не мог не улыбнуться. Он видел, как забавно подпрыгивают её кудряшки, как на лице появляются едва заметные ямочки и как сияют её глаза.

Сириус никогда и никому не завидовал, на то не было ни единой причины. Однако больше всего на свете он хотел оказаться на месте Поттера, ведь именно Джеймс был связан с Алиной чем-то, что не поддавалось объяснению. Незримой нитью, которая переплетала их сердца.

Может, у него с ней такого не было, и всё-таки их души были связаны, связаны на век. Лучше он умрёт на этом же месте, но от неё не отречётся, чего бы это не стоило.

— Бродяга! Ты чего завис? — Джеймс убирал посуду со стола, отнеся её к раковине.

— Задумался, — поднявшись с места, он помог Поттеру, принявшемуся за мытью посуды. — Сохатый, ты же знаешь, что ты волшебник?! — подначивал его Блэк.

— Знаю, Бродяга! — ухмыльнулся Поттер, не отрываясь от дела. — Как ни странно, но мне нравится делать это своими руками.

Но мне нравится делать это своими руками.

Именно это всегда говорила Алина, когда друзья над ней по-доброму потешались. Сириус поджал губы, пытаясь понять, что же ему делать дальше и стоит ли говорить об этом змеёнышу.

***

Поместье Пьюси

Этелберт проснулся рано и на удивление чувствовал себя лучше. Его взгляд метнулся в сторону Алины, так и просидевшей всю ночь в кресле подле его кровати. Этелберт приподнялся на локтях, затем, свесив ноги с постели, оказался напротив девушки, расстояние между ними было меньше полуметра.

Юноша сложил губы трубочкой, выпустил тёплый воздух изо рта в лицо жены. Она слегка поморщилась, приоткрыв сонные глаза, Лина вздрогнула, пальцами вцепившись в подлокотники кресла. Он был так близко, отчего мигом отпрянула, кресло качнулось назад, и если бы Пьюси не удержал его на месте, то волшебница бы непременно перевернулась.

— Успокойся, — голос его отдавался хрипотцой. Парень поднял руки вверх, как бы показывая, что ей нечего бояться, Алина кивнула. — Ты просидела со мной всю ночь?

Поднимаясь с постели, Этелберт направился в ванную комнату.

— У тебя была лихорадка, — ответила волшебница, разминая затёкшую шею и спину. — Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, — ответил он, проходя за плетённую ширму. Распахнув дверцы высокого шкафа, он достал белоснежную рубашку. — Ты могла уйти.

— Я же пообещала, что останусь, — отозвалась девушка, заламывая пальцы. — Мне нужно смазать твои раны.

Алина встала с места, а Пьюси подошёл ближе. Его рубашка, накинутая на плечи, оголила широкую грудь. Рука Лины потянулась к ранам, осторожно смазывая их густой субстанцией. — У тебя останутся шрамы.

Этелберт не сводил глаз с её лица, задерживая дыхание каждый раз, когда кожей чувствовал её прикосновения.

— Одним больше, другим меньше, — он пожал плечами, пальцами приподняв лицо жены за кончик подбородока. Алина вздрогнула, ведь этот жест ни разу не кончался хорошо. — Ты выспалась? — Этот вопрос ввел её в ступор.

— Нет, — его пальцы всё ещё касались её лица. — На самом деле я почти не спала, — настойчивый взгляд заставил её продолжить. — В последнее время я плохо сплю, а когда всё же получается, то… — она замялась, отвернувшись.

— Что ты в них видишь?

— Смерть, — прошептала Алина и как можно быстрее скрылась за дверью.

— Стой! — кричал Пьюси, следуя за девушкой. — Остановись!

Схватив её за запястье, он рывком развернул её к себе.

— Мне больно!

Его взгляд машинально опустился вниз, и только сейчас он заметил, что кожа её руки посинела.

— Это сделал я? — требовательно спросил юноша склонив голову вбок.

— Это произошло случайно, — Алина подошла к мужу. Она видела, как он напрягся. — Я знаю, что ты сделал это не специально.

— Я безнадёжен! Я не хотел этого, — Этелберт закрыл лицо руками, стыдливо отворачиваясь.

— Этелберт, не накручивай себя, — она хотела продолжить, но он опустился на колени, сомкнув руки на её поясницы. Головой уперевшись в низ живота жены, Этелберт издал нечто похожее на всхлип. — Всё будет хорошо, — прошептала девушка, поглаживая его по волосам, — я помогу тебе.

Тишину вперемешку со всхлипами разрушили громкие хлопки. Волшебники вздрогнули и обернулись на темноволосого мужчину, только что вышедшего из камина. Этелберт мигом поднялся на ноги, спиной закрыв жену. Его глаза опухли, а щёки были влажные.

— Какая мерзость, — сквозь зубы прошипел Пьюси-старший. Его волосы были гладко уложена, а осеннее пальто сидело как влитое. — Ты омерзителен, поганый мальчишка!

— Не смейте! — крикнула Алина и вышла вперед.

Бенджамин впервые на неё взглянул и оскалился, вновь переводя уничтожающий взгляд на сына. Тот был явно не рад визиту отца.

— Прячешься за женской юбкой?! Ты ничтожен, — словно яд сочился с его уст. Пьюси-старший подходил всё ближе. — Лучше бы ты умер в утробе своей матери! — слова, полные ненависти, оглушили Этелберта.

— Как вы можете? Он же ваш сын, единственный сын! — с неприкрытым упрёком произнесла Алина. — Что он вам такого сделал?

— Закрой