закоулками. В лесу найти дорогу и то проще.

От скорбных мыслей отвлек протяжный гул. Рантар говорил, что горн призывает людей на сбор. Прозвучало еще несколько низких, протяжных завываний, прежде чем все стихло. Люди стали собираться, он уже видел их. Потоки мелких фигур людей, как муравьи, стекались на зов. С высоты крыши, на которой сидел Имва, можно было разглядеть половину города. Он выбрал это место специально, хоть взбираться наверх оказалось не легче, чем за охотником на башню. На такой верхотуре все было лучше. Меньше дыма, гари и шума, нет людей, зато все видно. Даже маленькое деревце проросло на самой крыше – надежный знак, что природа всегда будет сильнее.

Лишь мрачный силуэт Расколотой башни каждый раз напоминал Имве о совершенных ошибках. Пару раз он размышлял, что охотник сам виноват, что он даже заслужил смерть. Он не считал Имву своим, забрал сок жизни, хотя именно Имва освободил его и привел к цветку. Охотник не слушал его. И все же мысль была слишком подлой. Не стоило спихивать на других то, в чем виноват сам.

Имва не хотел все время думать об охотнике, поэтому занялся своим обычным делом – начал разглядывать обитателей города, идущих в церковь. Он устроился у окна снаружи, где его никто не мог видеть, и смотрел на людей, которые рассаживались по скамьям. Помещение было огромным, будто брюхо фантастического зверя, и все украшено свечами, словно на стенах сидели тысячи светлячков. Напротив скамеек, доходя до потолка, у стены возвышались статуи с протянутыми руками. В одной из огромных рук лежал каменный цветок. Откуда у людей такая жажда к большим размерам, оставалось только догадываться. Наверное, они хотели чувствовать себя маленькими. А возможно, наоборот: они строили такие места, как это, чтобы забыть, что они такие маленькие, и стать более значительными в собственных глазах.

Имва спустился как можно ближе к окну. Несмотря на то, что людской город вызывал тошноту, он никак не мог унять своего любопытства. А возможно, это просто был способ сбежать от тяжелых мыслей.

Люди ждали выхода человека в разноцветном наряде, который произносил речи. Имва и сам его ждал. Своими рассуждениями он напоминал наставников с родины. Интересно было узнать, чем мудрецы амеванов отличаются от человеческих. Пока люди занимали свои места, Имва вспомнил слова своего наставника: «Люди невежественны. Даже не знают богов, которых так свято чтят. Они называют их Безымянные боги. Только жалкий разум мог породить такую выдумку».

Рассматривая величественные статуи и огромный зал, Имва уже успел усомниться в слабости их разума. И все же верования людей оставались для него загадкой.

– Братья и сестры! – воззвал глубокий голос, и Имва сразу разглядел фигуру в цветастых одеждах. – Восславим богов, что прошел еще один славный день. Да будут они почитаемы до скончания веков!

– До конца веков!

– Понимаю, не все из вас считают день славным. Или еще один до него. Неурожай, восстания – все это мешает нам насладиться прелестью жизни. И все же мы здесь. Мы живы, целы и невредимы. Напасти проходят, а мы остаемся. За это нам и следует благодарить щедрых богов. Никто не благодарит богов, когда все хорошо, лишь в мгновения смуты мы обращаемся к ним за покровительством. Но разве то, что мы живы, невзирая на все перипетии, не следствие их заступничества? Мы должны проявить уважение и усердие в мирской жизни, если хотим добиться лучшей жизни.

– Чтобы у нас опять все отняли? – раздался возглас человека из рядов.

Имва удивлялся людским обычаям. На родине никто не прерывал наставника, но он наблюдал второй день – такие встречи проходили уже несколько раз, а простые слушатели неизменно бросали вызов своему наставнику, а тот вел себя так, будто в этом нет ничего странного.

– Одна рука отнимает, а другая дает. Мы соблюдем закон усердия, а если потребуется, найдем и дополнительные силы, но выстоим. Мы такие. Что бы ни случилось, мы прорастаем, как свежая трава, распускаемся чудесными цветами, как бутоны.

– Севарцы продолжают вытаптывать наши поля! Мы работаем вдвое усерднее, а они забирают вдвое больше! Две недели назад у меня забрали последние запасы. Теперь я не знаю, сможет ли моя семья пережить зиму.

– Не мне напоминать вам о законе силы. Он священен. Боги сражались с мировой чумой, а потом и друг с другом, дабы создать лучший мир. Из крови и пота богов явился наш мир. Они одержали победу благодаря своей силе. При помощи нее же они возделали землю и создали все вокруг. Поскольку Севария раз за разом одерживает верх, значит, мы недостаточно сильны. Значит, Севария заслужила быть правой. Значит, имеет все права.

– И что, нам просто позволять им делать с собой что угодно?

Это был новый голос, писклявее, но ему вторили многие другие. На секунду людской наставник замолчал, но когда заговорил вновь, его голос был столь же крепок:

– Из крови богов родился мир и мы, люди. Но мир не сразу стал крепким цветком. И не сразу раскрылся. Когда мы смотрим на молодой побег, разве ожидаем от него силы? Разве он длинный и крепкий? Нет. Но дайте ему время, он впитает соки, вырастет и тогда явит свою истинную красоту и мощь. Так и мы: пусть мы кажемся себе слабыми, но Истрия не всегда была такой. Мы знаем, на что мы способны. Вы увидите, пройдет время – и мы наполнимся силой, как любой побег.

Толпа одобрительно заголосила. А Имва подумал, что на родине многое не знают о людях. Хоть в этом отец оказался прав. Все эти сравнения с растениями очень понравились Имве. Они звучали так знакомо. Если вспомнить историю Виктории про людские королевства, то общих черт с родной землей Имва нашел еще больше. Он опасно приблизился к окну, чтобы ничего не пропутить.

– Помните, братья и сестры – даже в тот момент, когда надежда угасает, необходимо двигаться вперед. Именно наше желание делает мир таким, какой он есть. В моменты скорби или смуты не сдавайтесь, как не сдавались Безымянные боги. Делайте, что должно, и обретете награду.

Почему-то стало казаться, что людской наставник обращается прямо к Имве. Внутри потеплело, хотя день уже уступил вечеру. Когда речь закончилась, Имва испытал разочарование, хотелось слушать и слушать. Все это так хорошо звучало. Даже голос человека был подобен переливам песни. Жаль, что нельзя было с ним поговорить, наверняка он мог рассказать еще много интересного, раз уж людям можно было задавать ему вопросы. На какое-то время наступило