Официант отъехал. Федерико посмотрел на Клаудию и сказал:

– У тебя очень красивое платье.

Платье действительно было очень красивое и модное, из лиловой рогожки с вышивкой.

– А у меня? – ревниво спросила я.

– Кариссима! – вскричал Федерико. – Если я скажу тебе, что я вижу и чувствую, это будет звучать неправдоподобно… Если я скажу тебе…

И Федерико начал перечислять качества, которые я в себе совмещаю. Это было поощрение моей жизни, как книге адвоката, которую он не читал. Но все равно я испытала мощный стимул к жизни. Захотелось рано вставать, обливаться холодной водой, честно работать и любить ближних и тех, кто вдалеке.

Солнце проваливалось в море. Только что была половина, уже осталась одна макушка. «Умирал красавец вечер». Откуда это? Не помню…

Дочка Манфреди что-то шепнула своей маме.

– Она сказала, что переела и у нее проблема с талией, – перевела Клаудия.

Итальянские женщины с пяти лет следят за талией.

В десять часов темнеет. Федерико собирается уезжать.

Мы провожаем его до машины. Федерико идет, немножко шаркая. Он густо жил. И его семьдесят лет – это концентрат. Если пожиже развести – будет 210. Один к трем.

Он обнимает меня и Клаудию. Позже мы сверим впечатления: это не старческое лапанье. Есть сила, жест, электричество. Его чувства молоды, мозг постоянно тренируется в интеллектуальном труде. Идеи бегут, опережая друг друга. Идеи бегут, а ноги шаркают.

– Манфреди! Где ты, Манфреди? – Федерико потерял в сумерках своего адвоката.

Это не просто адвокат. Друг. У Феллини не может быть просто адвокат. Человек-функция. Все насыщено чувством. Это иногда путает дела. Приходится делать то, что не хочется.

Во мраке проплыл желтый горбун. Он караулил момент весь вечер, но так и не решился подойти. Авантюра ждет подготовленных. Значит, фотограф недостаточно подготовлен, и авантюра не выбрала его. Прошла мимо.

На другой день за нами приходит машина из гаража Беттони, и мы уезжаем из Сабаудии.

Я смотрю на Италию, плывущую за окном машины, и думаю: хорошо, что Сабаудия была. И хорошо, что кончилась.

Так я думаю о своей отшумевшей любви. Хорошо, что она была. И хорошо, что кончилась.

Все, что не имеет перспектив, должно окончиться рано или поздно. Даже человек.

Федерико заехал за нами в отель «Бристоль» в десять часов, хотя была договоренность на семь. Но Клаудия объяснила, что для итальянцев семь и десять – одно и то же. Там даже спектакли начинают позже оттого, что артисты запаздывают.

На Федерико элегантный костюм с синим платком в верхнем кармане. Он в прекрасном настроении, и это замечательно, потому что трудно общаться с человеком, если он чем-то недоволен.

Федерико явно доволен всем: мною, Клаудией, необязательностью нашей встречи и перспективой хорошего ужина.

Мы усаживаемся в длинную машину с шофером и едем в загородный ресторан.

Дорога не близкая, минут сорок. Можно поговорить о том о сем…

– Я не делал в моей жизни никаких усилий, – говорит Федерико. – Я просто ехал от станции к станции, а вокзалы стояли на местах уже готовые.

Он не прокладывал путей. Не строил вокзалы. Просто ехал, и все.

– Может быть, вы пришли с ПОРУЧЕНИЕМ? – догадываюсь я.

– Но каждый человек пришел с Поручением, – возражает Федерико.

Я вспоминаю мою знакомую, которая умерла от водки в молодые годы. Не может быть, чтобы ей было дано ТАКОЕ Поручение… А может быть, многие путаются и садятся не в свои поезда…

– А вы? – Федерико смотрит на меня.

– Мой поезд почему-то всегда заходит в тупик.

– Почему?

– Потому что машинист – идиот, – серьезно отвечаю я.

Мой машинист – это мой характер.

– Значит, вы можете работать только в тупиках, – делает вывод Федерико.

Я задумываюсь. Значит, мой характер сознательно подсовывает мне тупики. Я выхожу из них только в работе. Моя работа – не что иное, как дорога из тупика.

А счастье? Разве не может счастье быть стимулом? Ведь существуют на свете счастливые люди, которые много и плодотворно работают. Да взять хотя бы Феллини… Но что я о нем знаю?

– В Москве по телевидению недавно показывали «Ночи Кабирии», – сказала я. – По сравнению с последующими вашими фильмами этот наиболее демократичен. Понятен всем.

– Вы хотите сказать, что в «Кабирии» я еще не был сумасшедшим. А по мере развития моей паранойи я становился все менее понятен людям…

– Да! Да! Да! – радостно-шутливо подтвердила я.

– Достаточно было одного «да». Три – это слишком, – упрекнул Федерико.

– А Джульетта Мазина похожа на своих героинь?

– Джульетта католичка. Из буржуазной семьи. Мы вместе пятьдесят лет.

Они познакомились на радио. Обоим было по двадцать.

– Я хочу, чтобы вы пришли к нам в гости.

– Нет, нет, я боюсь Джульетту, – пугаюсь я.

Я представляла ее наивной круглоглазой Кабирией, и мне трудно вообразить ее строгой католичкой с безукоризненными манерами.

Я жду, что Федерико начнет опровергать и уговаривать. Но на Западе никто никого не уговаривает. Не хочешь – значит, не хочешь.

– Она благодарна вам за свои роли?

– Это вопрос к ней. Думаю, нет.

– Почему?

– Джульетта считала себя чисто трагической актрисой. Я доставал из нее клоунессу. Она сопротивлялась. Я ее ломал.

Федерико вытащил клад, глубоко запрятанный, заваленный сверху средой и воспитанием.

– Я много размышлял над идеей брака, – задумчиво говорит Федерико. – Это все равно что двух маленьких детей посадить в один манеж и заставить вместе развиваться. Это не полезно. И даже опасно. Но люди почему-то держатся за брак. Вы держитесь?

– Держусь.

– Я тоже.

Земля круглая. Человек должен за что-то держаться, чтобы не соскользнуть.

– «Ночи Кабирии» – это последний фильм, в котором я пользовался литературной основой.

Мне не совсем ясно, как делать фильм без литературной основы. Наверное, как художник: увидел – мазок, еще раз посмотрел – еще мазок. Поэтому в авторском кино главное – не сюжет, а образы. Образы «Амаркорда», например. Ожившая живопись Параджанова.

Я вспоминаю свою работу в кино, и мне почему-то жаль своих лет, «растраченных напрасно».

Жаль, что на моем пути попадалось мало гениев. Да ведь их много и не бывает. Один-два на поколение. Природа больше не выдает.

Хозяин ресторана – живописный итальянец: на груди цепочки и бусы в шесть рядов. Волосы стянуты сзади в пучок и висят седым хвостиком. Худой. Значит, правильно питается.

Люди с лишним весом относятся к группе риска. Поэтому среди богатых толстых почти не бывает.

Хозяин выходит навстречу Федерико и его гостям. Приветствует лично в знак особого, отдельного уважения.

Выходят и жена, и дочь. Дочь я не запомнила. Жена состоит из густого облака