долга[386] соединялись у него, к сожалению, с большой неуживчивостью характера и несдержанностью в обращении. Резкие и высокомерные столкновения с начальством становились все чаще и чаще, и разрыв сделался неизбежным. Правда, П. Бессонов в своей панегирической биографии Невзорова[387] старается доказать, что Невзоров был уволен из университета по проискам ректора Гейма, но это утверждение, несомненно, ошибочно[388].

В 1807 году Невзоров под влиянием М. Н. Муравьева начал издавать журнал под названием «Друг юношества» с красноречивым эпиграфом: Sine Jove nec pedem move[389]. Целью издания было «способствовать образованию сердец и умов и споспешествовать сколько можно к соблюдению телесных способностей». Все это Невзоров собирался осуществлять «в образе занимательных нравственных и физических рассуждений, жизнеописаний славных мужей, повестей, сказок, басен, разговоров и кратких драматических представлений, с приложением, где можно, относительно замечаний». Статьи, относящиеся к физике и естествознанию, он предполагал распределять по временам года и обещал, что «зимою предметом рассуждений будут снег, воздушные зимние явления; весною цветы, реки» и так далее, чтобы «молодые читатели могли удобнее сличать рассуждения с природою, глазам их представляющеюся».

Заголовки некоторых статей журнала могут дать общее представление о его содержании. Вот, например, материал, помещенный в январской книжке за 1807 год: Созерцание Бога в природе. Марк Аврелий. Пастух и философ. Разговор матери с дочерью о знаниях, нужных молодой особе. Физическое исследование снега, и польза его в рассуждении плодородия. Дружеское наставление не забывать, особливо во время зимы, бедных. От чего происходят названия месяцев. О преимуществе и стройности человеческого тела. Для девиц нечто о нарядах. Обязанности к Богу. Обязанности к Государю и Отечеству. Обязанности к ближнему. В дальнейших книжках встречаются: Нравственные размышления при воззрении на поле, усеянное рожью. О вредной страсти к игре картежной. О том, что надобно особенно помогать бедным добродетельным людям. Рассуждение отца с дочерью об обязанностях религии. Письмо о воображении и вкусе. О незавидовании счастию ближнего. О муравьях. О приятных дарованиях женщин. Об обязанностях матерей кормить детей своих. Нечто об отношении словесности к добродетели и т. п.

Издание журнала, видимо, шло плохо. Издателю, по его словам, приходилось даже слушать и насмешливые отзывы о журнале: 16-летний юноша, например, заметил, что «Друг юношества» «годится только для стариков», а такого же возраста девица высказала предположение, что, вероятно, издатель «не молодых лет и несчастлив в любви».

В сущности, молодые критики были правы: в журнале помещались статьи для юношества, неинтересные для взрослых и слишком отвлеченные для юношества, или статьи для взрослых, малоталантливые и совсем чуждые по своему содержанию юношеству. От каждой страницы журнала веяло скукой. К тому же в нем совершенно не было даровитых сотрудников: сначала в нем, правда, работали доктор Багрянский и Д. И. Дмитревский, но они скоро ушли, и Невзоров оказался окруженным такими сотрудниками, как С. Бобров, Щеголев, князь Шаликов, Попов, Наумов, Гольтяков, Ковальков и так далее. Конечно, подобные литературные силы не могли способствовать успеху журнала.

Кроме того, направление «Друга юношества» приходилось не по сердцу большинству образованных людей. Если могли встречать сочувствие нападки Невзорова на французские моды, на увлечение французским воспитанием, на дуэли, на корыстолюбие врачей, на матерей, отдающих детей кормилицам, и т. п., то были нападки и на такие предметы, которые были дорогими для лучших представителей общества. Таковы, например, были выпады Невзорова против науки и просвещения. «Посмотрите, – писал он, – в летопись мужей, прославленных искусствами и науками; увы! мы увидим, что большую часть реестра их составляют безбожники, вольнодумцы и кощуны… Беспорядок, нарушение всех правил, обществами людей собравшихся воедино принятых, неповиновение к Начальникам, упрямство, презрение ко всем ближним, нестерпимость для жен и всех членов семейств, гордость, надменность, и никакими правилами и никакою благопристойностью не ограничиваемая прихотливость, и подобные свойства суть отличительные черты людей, славящихся изящными познаниями… Осьмнадцатое столетие начато Лудовиком Четырнадцатым, возведшим на верх славы во Франции изящные науки и положившим основание всем неустройствам, беспорядкам и несчастиям нынешним Франции и Европы, а окончено Наполеоном Бонапарте; средину же его составляли: Вольтер, Даламберт, Гельвеций, Дидерот и подобные им изящные умы, которым мы память ныне все единогласно проклинаем»[390].

Невзоров предполагал заменить в университете преподавание классической литературы чтением Библии, обвинял Гете и Шиллера в безнравственности[391], а в современном общественно-литературном и политическом движении Германии видел признаки разложения: «Германия!.. реку тебе и всему бедотворною мудростию мира упоенному Вавилону, что ежели не престанут в вас толикие безумства и ослепления порождать горестные плоды свои, то вся мнимо-великая громада Вавилона, как брошенный в море тяжелый жернов, погрязнет в нем и во всем пространстве владений его, лживые хитрости и изящества исчезнут, цветы поблекнут, свет погаснет и не будет слышно ни веселого пения, ни гласа жениха и невесты; взыщется кровь всех истинных учителей, учащих словом и делом, избиенных и избиваемых мнимо-мудрыми вашими философами-мудрецами»[392]. Так как наше просвещение находилось в тесной связи с культурой Франции и Германии, то Невзоров предостерегал юношество от слепого перенимания того, «что водится, делается и славится в чужих краях», а советовал следовать «простодушным своим предкам», подражая им «особливо в том, что надлежит до Богопочитания», и быть по примеру их приверженными «к вере, закону и религии»[393].

Театр и изящная литература тоже вызывали протест со стороны Невзорова. «Осьмнадцатый век, – писал он, – истинно век Трагедий и Комедий, век Романов и век Басен: не все ли молодые и старые всякого состояния и пола от утра до вечера в сем веке занималися Романами, Трагедиями, Комедиями, Баснями и подобными выдумками, которыми все страны Европы наводнены были без всякой меры? И не сей ли век от начала почти до конца был позорищем бедствий, слез и рыданий?»[394]

Но вместе с тем Невзоров не хотел, чтобы его считали врагом науки; он, по его признанию, стремился исключительно к тому, чтобы наука была просветлена христианством. «Я люблю и почитаю науки, – заявлял он, – потому что они способствуют нам много в здешней жизни; но я желаю, чтоб все имели за правило то положение, что науки должны руководимы быть христианским учением, без которого они более вреда, нежели пользы приносят»[395].

Все эти мысли Невзоров постоянно повторял на страницах «Друга юношества», и это сделало его журнал одиноким: при малом внимании со стороны общества он зародился и без всякого общественного сочувствия погиб. Но сам Невзоров был убежден, что приносит большую пользу своим изданием. В уведомлении на 1812 год он заявлял, что по-прежнему будет стремиться «с чистым сердцем противостоять нечистотам вкуса, помрачающим наши умы и сердца» и «открывать вредные те изобретения, которые испорченная и истинно языческая наша природа укоренила между