Поручая себя молитвам Вашим,

[Н. Рерих]

306

Н. К. Рерих — Е. К. Святополк-Четвертинской

26 февраля 1932 г. «Урусвати»

Дорогая Екатерина Константиновна,

Спасибо Вам большое за Ваше доброе письмо. Действительно, сейчас очень напряженное время, и как Вы правильно понимаете, дела в Шанхае[1018] являются лишь началом всевозможных дальнейших столкновений. К тому же финансовое положение всех стран мира, точно в каком-то тоже международном согласии, всюду ухудшается. По последним газетным сведениям, число безработных в Америке уже достигло девяти миллионов. Цифра совершенно неслыханная, ведь это целая армия, доведенная нуждою до самых резких решений. К тому же, как, к сожалению, всегда принято в современном строе, всякая неудача прежде всего отстукивается на просветительных Учреждениях. Люди прежде всего бросаются сокращать и то малое-малейшее, что делается для просвещения. Труд культурных работников, и без того-то плохо оплаченный, прежде всего сокращается. Можете себе представить, до чего доходит безвыходность, если сейчас можно иметь лицо с университетским образованием, владеющее языками, за десять долларов в неделю. Да и на многих фабриках дело [об]стоит не лучше, ибо рабочие получают всего за два дня в неделю, конечно, работая все дни. Но даже и при таких условиях они не покидают фабрик, ибо идти все равно некуда. Промышленные бумаги пришли к такому низкому курсу, что иногда бумага, стоившая триста долларов, теперь стоит пять долларов. Потому можете себе представить, что произошло со всеми состояниями, которые часто в такой же пропорции уменьшились. Действительно, тяжкое время. На Армагеддоне, указанном в Откровении Св. Иоанна, шумит и небесная и земная битва, а люди не только не хотят осознать серьезности часа, но продолжают грызться между собою, зверям подобно. В прошлом номере газеты «Борьба за Церковь» справедливо приведено изречение отца Иоанна Кронштадтского о том, что христиане православные окажутся дальше других иноверцев. Действительно, какие же силы заставят, наконец, русских более или менее объединиться и не поедать друг друга?! Неужели же люди настолько ослепли, что не видят всего нравственного разложения? Как хорошо говорит отец Иоанн Кронштадтский: «При втором страшном суде Божьем большинство именующихся христианами, и притом православными, окажутся в тысячу раз хуже язычников, магометан, иудеев ради своей небрежности, спячки духовной и непознания себя».

Скажу только для Вас. Мы были изумлены получить на днях письмо от М. Германовой, в котором она совершенно ликвидировала отношения с нами, в то же время как А. П.[1019] продолжает переписку с Юрием. В письме Германовой столько лицемерия, ханжества, угроз, неискренности и лживости, что прямо страшно становится за такое ее душевное состояние. О субсидии Институту[1020] мы предоставили решить Америке, со своей стороны сделав благожелательную оценку издательской деятельности Института.

Для здоровья Е. И. эта зима и со всеми треволнениями нехороша. Дигиталис, о котором Вы пишете, давно уже применялся, но результаты его всегда были отрицательны. Из всех сердечных лекарств лучше всего действует строфант, который мы и применяем в случае надобности.

Газетная заметка относительно барона Таубе, присланная Вами, нас очень удивила, ибо мы от него об этом ничего не слышали, хотя он уже и писал после своего возвращения из Рима. По себе зная клеветнические наклонности газеты «Возрождение», мы и в данном случае предполагаем, не есть ли это злостная газетная выдумка, направленная для какого-то вреда. В конце концов, безразлично, в каком Храме молиться, лишь бы молиться, но отказ от своей родной веры есть тягчайшее ей оскорбление. Конечно, терпимость к другим вероисповеданиям не является отказом от своей веры, и часто знание других вероисповеданий помогает лучше понять и оценить свою. Не газетная ли это выдумка? Дал ли Вам Шклявер мою статью «Легенда Азии»? Для нас несколько странно, почему это моя статья помещена в виде письма, да еще в газете Херио[1021], с которым у меня нет никаких сношений.

Как вообще дела на Парижском фронте, вести довольно смутные, что слышали Вы?

Шлем Вам сердечный привет и надеемся, что Вы находитесь в добром здоровье и мире.

Привет наш Василию Александровичу, часто вспоминаем и его и думаем, как было бы хорошо, если бы Вы все жили здесь поблизости. Кто знает — Неисповедимы Пути!

307

Н. К. Рерих — М. А. Таубе

№ 9

28 февраля 1932 г. «Урусвати»

Дорогой Михаил Александрович,

Меня очень смущает, как бы вследствие отсутствия сведений о выставочном плане Тюльпинка не произошло каких бы вредящих делу задержек. Вы знаете, насколько и я, и все наши сотрудники доброжелательны ко всему полезному, строительному, что только в силах наших. Между тем идет неделя за неделей, и я чувствую, что не только для настоящего, но и для ближайшего будущего многое затрудняется.

В былое время, когда я предлагал какой-либо проект, то от меня требовали совершенно четкого ответа по трем пунктам. Первый: подробное изложение самого проекта. Второй: указание, сколько средств и сил потребует исполнение проекта. Третий: заключение, какой именно непосредственный и определенный результат автор предвидит.

С последней февральской почтой 28 февраля Вашего письма не было, но мадам де Во препроводила мне письмо г-на Тюльпинка. В этих письмах заключался частичный ответ на второй пункт — о средствах. Конечно, спрошенные Тюльпинком 50 тысяч бельг[ийских] франков не есть ни хозяйственный план, ни бюджет. Надеюсь, что г-н Тюльпинк в своем следующем письме это обстоятельство детали[зи]рует больше и тем облегчит задачу нашего Американского Комитета, занятого изысканием средств для фонда Пакта. Конечно, мы все вполне сочувственно относимся к каждой манифестации Пакта и Знамени. Если даже выставка будет в таком маленьком городе, как Брюгге, то среди паломничеств Знамени и такое паломничество должно быть принято благожелательно. Потому я телеграфно сообщил в Америку, рекомендуя Комитету фонда принять в ближайшее внимание означенную Тюльпинком сумму в 50 тысяч бельг[ийских] франков. Если бы наш Парижский Центр запросил Тюльпинка незамедлительно представить письменные соображения по всем вышесказанным пунктам, то, я убежден, дело выставки значительно подвинулось бы. Теперь уже март на дворе, и только теперь впервые мы получили хотя бы общую цифру, желательную Тюльпинком. А ведь я запрашивал о всех ближайших соображениях Тюльпинка еще в октябре. На что он мне никогда обстоятельно не ответил. Насколько я знаю, при свидании с мисс Лихтман Тюльпинк и ей сообщал в совершенно неопределенных выражениях, и, таким образом, она могла выразить сочувствие лишь общей