Видит Изначальный, отважившись когда-то на превращение, Карл и не предполагал, что оно столь сильно изменит его природу. Долгие годы минули с тех пор. Как же самоуверен был маг, как беззаветно убеждён в силе и твёрдости своей воли! Он рассчитывал приобрести чужеродную силу, но остаться человеком.

Он ошибался.

Вторая сущность решительно вошла в его жизнь, пробравшись до мозга костей, и прочно укоренилась в сознании. В отличие от большинства людей, имеющих весьма поверхностные представления об оборотнях, Карл глубоко проник в самую суть их сложного амбивалентного мировосприятия. Оборотни не были зверями, которые на время обращались в людей, так же как не были они и людьми, способными перекидываться в хищников. Целью таких превращений никак не могли считаться притворство или простая маскировка.

Эти создания обладали уникальной двойственной природой, расщепляясь и существуя одновременно в двух совершенно разных, но естественных для себя ипостасях. Они жили словно бы сразу в двух телах, каждое из которых было родным и любимым, как единственное тело для человека. Каждое из которых было носителем неотъемлемой части «я». В принципе, оборотни могли находиться в любом из своих тел сколь угодно долго, так как не испытывали жёсткой необходимости перекидываться. Однако нелюдь, длительное время живущий только в одной ипостаси, мало-помалу впадал в психически угнетённое состояние и начинал ощущать себя неполноценным.

Потому-то, когда лорд Эдвард придумал лишить его возможности быть волком, Карл почувствовал себя так, будто у него отрезали половину сердца. Пережить изощрённую пытку было тяжело, но день за днём маг упрямо цеплялся за жизнь, обещал самому себе, что выдержит – и окажется в конце концов на свободе. И сдержал данное себе слово.

Наконец подъём был окончен.

Карл замер на самой последней ступени. Сверху вниз глядя на ассиметричные изломы длинной винтовой лестницы, откровенно упивался открывавшимся дивным видом. Глаз отдыхал, внимая красоте. О, как истосковался он по красоте за долгие, долгие годы созерцания одних только унылых стен темницы!..

До сих пор оборотень не давал себе отчёт, как невыносимы были эти годы.

Архитектурная конструкция казалась совсем невесомой, словно вихрь, застывший в полете. Было в этом что-то завораживающее – смотреть вниз, бесконечно, до головокружения, до погружения в гипнотический транс. Под таким углом зрения белоснежная лестница с ажурными алыми перилами напоминала гербовую лилию Ледума, изысканную лилию, раскрывшуюся навстречу солнечным лучам. Не только интересно, но и очень практично: винтовые лестницы позволяли значительно экономить пространство и сооружать высокие узкие башни, которыми так славился Магистериум.

Карл зажмурил глаза: где-то глубоко в груди заныли давно не поющие струны. Оборотня охватило необычное чувство, подобное тому, когда тревожит старая рана, которая давным-давно затянулась. Или, лучше сказать, когда болит потерянная в бою конечность… Фантомные боли мучительны, и их невозможно унять, поскольку болит то, что больше болеть не может.

В огромном помещении Магистериума, со всеми его длинными коридорами и высокими потолками, со всеми его просторными террасами, будто стало вдруг нечем дышать. Острое, щемящее желание вернуться в прошлое, вернуть какие-то его простые радости заставило навернуться слёзы на сухих от бессонницы глазах. Вернуть безвозвратно ушедших людей, вернуть потерянное ощущение внутренней целостности… возвратить саму атмосферу тех лет… если бы только это было возможно.

Карл сгорбился и отступил от перил, избегая опасной и в то же время манящей высоты. Покачнувшись, прижался спиной к прохладной стене, давая волю тоскливым переживаниям. Не думал он, что возвращение окажется столь болезненным, почти нестерпимым. Так долго запрещал он себе надежды и право на память, избегая безумия, и вот теперь… Безудержно, валом хлынули воспоминания, сметая на своем пути серые преграды запретов и ужас безвременья, горечь безликих лет заключения.

Незваная, это пришла ностальгия. Страшное чувство, когда вчера кажется лучше, чем сегодня или даже завтра. Когда в языке остаётся только прошедшее время.

…Все они когда-то учились здесь вместе: он, Мелтон и инфант Эдуард, сын лорда Ледума, названный в честь отца. Ну и, конечно же, несравненная Лидия. Всех четверых связывали странные чувства, которые для простоты можно назвать близкой дружбой, хотя была в них изрядная примесь и ревности, и юношеского соперничества. Все они были смелы, умны и талантливы, но больше всех, конечно, блистал Мелтон.

Уже во время обучения их всесторонне одарённый друг проявлял пытливый интерес к фундаментальным наукам и вскоре после выпуска стал молодым и весьма перспективным профессором. Он получил в управление кафедру точных наук, хотя сфера исследований учёного была обширна и часто распространялась на науки естественные и даже гуманитарные. Впоследствии новаторские теоретические разработки Мелтона находили успешное применение в механике и военном деле, пусть и не сразу находились технические возможности для их воплощения в жизнь. Без преувеличения можно было сказать: профессор Мелтон – гений, намного опередивший своё время…

Взяв себя в руки, Карл глубоко вдохнул и усилием воли одолел этот отчаянный сентиментальный приступ. Распрямившись, оборотень нервно запустил пальцы в волосы и медленно пошел по направлению к главному приёмному покою. Несомненно, за прошедшие годы он сильно изголодался по человеческому общению и эмоциям, но это не повод, чтобы бросаться с головой в омут памяти.

Тоска по былому – опасное чувство. Это для простых смертных дорога в прошлое закрыта на ключ, а оборотням, бывает, есть куда возвращаться. Однако, увлёкшись, можно остаться в обратном мире навсегда, бесплотной тенью, тревожными снами живых. Так пусть же чувство утраты будет похоже не на нытье затянувшейся раны, а на фантомные боли в отрубленной руке. Возможно, так больнее, непоправимее, – но так и честнее, и проще. Решительно, Карл готов принять боль, но не самообман. Правда горька, но правда избавляет от ложных надежд, разрушительных иллюзий и излишних соблазнов.

Итак, он на месте. Не давая себе времени на новые сомнения и раздумья, оборотень быстро дёрнул кольцо дверного молотка в форме головы льва с пышной гривой. Гулкий металлический звук громом раскатился в тишине спящего здания, информируя хозяина о нежданном посетителе.

Спустя какое-то время за дверью раздались неспешные, размеренные стариковские шаги. Карл невольно задержал дыхание, сердце колотилось намного быстрее обычного.

Ключ дважды провернулся в замке.

С большим трудом узнал маг человека, открывшего ему дверь. Даже в этот поздний час тот был одет в длиннополую профессорскую мантию и, похоже, еще не завершал работы: помещение за спиной главы Магистериума было хорошо освещено старомодными масляными лампами.

Запах давно горящего масла мешался с приторным ароматом углей жаровен, делая воздух в кабинете тяжеловесным и плотным. На матовой поверхности стола посверкивали хромированные подставки для перьев и чернильницы с тушью разных цветов, в творческом беспорядке лежали груды исписанной, исчёрканной и, наконец, изорванной бумаги. Густо украшавшие её графики, формулы и сложные математические выкладки привели бы в восторг знатока и в священный ужас – непосвященного.