Шрифт:
Закладка:
X
РАССКАЗ ГИЛЬФАНОНА: СТРАДАНИЯ НОЛДОЛИ И ПРИХОД ЛЮДЕЙ
[GILFANON'S TALE: THE TRAVAIL OF THE NOLDOLI AND THE COMING OF MANKIND]
Отвергнутый набросок текста Сокрытие Валинора продолжен немного после окончания рассказа Вайрэ так:
«После того как эта история была поведана, речей в эту ночь не велось, лишь Линдо просил согласия Айлиоса, чтобы торжественный рассказ историй состоялся следующей ночью или как можно скорее. Но Айлиос ответил отказом, ссылаясь на то, что он должен посетить дальнее селение, чтобы привести в порядок дела. И было так, что рассказ историй был назначен на вечер, когда свечи сна будут зажжены в седьмой раз, начиная с сегодняшнего — и был это день Турухалмэ[прим.1], или День Сбора Дров.
— Се будет гожий день, — рек Линдо, — для утренних забав на снегу и сбора дров в лесах, а песни и возлияния Турухалмэ должным образом расположат нас послушать старинные истории у этого огня».
Как я отмечал ранее (с. 204), первоначальный вариант Сказания о Солнце и Луне и Сокрытия Валинора был написан до введения Гильфанона из Тавробэля вместо Айлиоса.
Сразу же вслед за этим отвергнутым наброском, на той же странице рукописи, начинается написанное чернилами Сказание о Турамбаре (Турине):
«В то время, как Айлиос о многом уже успел поведать, приблизился час возжигания свечей, и так первый день Турухалмэ подошел к концу; но на следующую ночь Айлиоса не было, и по просьбе Линдо некий Эльтас начал рассказ…»
О чем должен был рассказывать Айлиос? (я уверен, что это повествование никогда не было написано). Ответ дан в отдельном коротком черновом тексте, который продолжается от разговора в конце Сокрытия Валинора, приведенного выше. В нем говорится, что наконец подошел день Турухалмэ и все обитатели Мар Ванва Тьялиэва отправились в заснеженные леса, чтобы привезти на санях дров. Никогда не случалось Огню Сказаний погаснуть или исчезнуть в серой золе, но в канун Турухалмэ он всегда сам по себе убывал до небольшого огонька, пока не наступал Турухалмэ, когда в Комнату Огня Сказаний вносили огромные древесные стволы, и, благословленный древним волшебством Линдо, огонь снова с шумом вспыхивал в очаге. Вайрэ благословила двери и дверную перемычку зала и вручила Румилю ключ, снова назначая его Привратником, а Сердечку было дано било его гонга. Потом Линдо молвил то, что изрекал он каждый год:
«— Возвысьте ваши голоса, о Играющие на Флейтах по Брегу, и вы, эльфы Кора, воспойте громко; и все вы, нолдоли и сокрытые фэери мира, танцуйте и пойте; пойте и танцуйте и вы, малые дети людей, дабы Дом Памяти зазвенел вашими голосами…»
Потом звучала песня древних дней, что сложили эльдар, когда они обитали под крылом Манвэ и которую пели, следуя по великому пути от Кора к граду богов (см. с. ~143–144~).
Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как Эриол был у Мэриль-и-Туринкви, взыскуя глотка лимпэ (см. с. ~96–98~), и желание сие на время покинуло его; но в эту ночь он молвил Линдо:
— Если бы я мог с тобою вместе отведать твоего напитка!
На то ответствовал Линдо, что Эриолу не должно «мыслить о том, чтоб преодолеть пределы, положенные Илуватаром», но также следует ему иметь в виду, что «Мэриль еще не отказала тебе в твоем желании наотрез». И был Эриол опечален, ибо в самой глубине сердца догадывался, что «вкус лимпэ и блаженство эльфов не могут быть изведаны им вовеки».
Текст заканчивается тем, что Айлиос готовится рассказывать историю:
«— Поведаю я как умею о том, что видел и знаю, о самых древних днях мира, когда впервые взошло Солнце, и страдания и многие печали были тогда, ибо Мэлько властвовал беспрепятственно, а мощь и сила, что исходили из Ангаманди, едва не достигли было пределов великой Земли».
По всей видимости, ничего больше написано не было. Если бы этот текст был закончен, то далее следовало бы начало Турамбара, цитированное выше («В то время, как Айлиос о многом уже успел поведать…»); и этот текст был бы центральным в истории Великих Земель, повествовавшей о приходе нолдоли из Валинора, пробуждении людей и Битве Бессчетных Слез.
Упомянутый текст, связывающий Сокрытие Валинора с ненаписанной повестью Айлиоса, не был вычеркнут, и мой отец позже написал на нем: «Поместить после Сказания об Эарэндэле и до того, как Эриол отправляется в Тавробэль — после Тавробэля он пьет лимпэ». Это приводит в замешательство, поскольку он не мог поместить историю Прихода Людей вслед за историей Эарэндэля; но, может быть, он собирался всего лишь использовать содержание этого короткого текста, описывающего праздник Турухалмэ, без его окончания.
Однако может быть и так, что он задумал новое обрамление для изложения этих историй, хотя и не довел его до конца, а измененный порядок размещения дальнейшего повествования появился в Сказании о Солнце и Луне, где после вмешательства Гильфанона (с. 189) было решено, что через три ночи после той, в которую Линдо и Вайрэ поведали Сказание о Солнце и Луне и Сокрытие Валинора, должно состояться празднество, когда Гильфанон расскажет «о Страданиях нолдоли и приходе людей».
Рассказ Гильфанона продолжается с последовательно проставленными номерами страниц от второго варианта рассказа Вайрэ о Сокрытии Валинора; но здесь Гильфанон рассказывает его на следующую ночь, а не тремя днями позднее. К сожалению, с Гильфаноном получилось едва ли лучше, чем с Айлиосом, ибо если Айлиос едва успел начать рассказ, то повествование Гильфанона внезапно обрывается всего лишь через несколько страниц. Этот рассказ поспешно записан карандашом, и совершенно ясно, что он заканчивается там, где обрывается запись, потому, что мой отец не дописал его. Здесь мой отец оставил Утраченные Сказания, вернее, перестал записывать те из них, что ожидали своей записи; и это продолжало сказываться на протяжении всей истории написания «Сильмариллиона». Основные истории, следующие за рассказом Гильфанона, о Бэрэне и Тинувиэль, о Турине Турамбаре, Падении Гондолина, Ожерелье Карлов, были написаны и (первые три) переписаны; и последняя из них должна была подвести к «великому сказанию об Эарэндэле». Но оно не было
