Шрифт:
Закладка:
Открыла нам Сикстинская Мадонна.
Губы ее дрожали, а глаза – воспаленные, красные и стеклянные, но я особенного внимания на это не обратил. Сикстинскую Мадонну как бы подменили, совсем другая женщина, непричесанная, но на это я тоже особенного внимания не обратил. Я не придал всему ее странному виду значения; может, они там договорились, он ее нарочно в таком виде посылает, кто их разберет…
Она меня не узнала или не хотела узнавать, и я напомнил. Я сказал, что никак не могу застать ее мужа, он мне должен за работу, до сих пор не отдал. Просил зайти после Нового года, и вот я зашел.
– Еще и вам он должен? – спросила она странным голосом.
– Да, должен.
– Это очень приятно, – сказала она, глядя на меня отсутствующими стеклянными глазами.
– Что ж тут приятного?
– Не должен он вам, – сказала она, глядя на меня стеклянно.
– Это еще почему?
– Не сможет он вам отдать, только и всего.
– Во дают! – сказал я Алешке. – Видал? – И ей: – Почему не сможет?
– Позвольте, – вмешался Шароев, – я человек посторонний, но как же так выходит?
– Вы удивлены? – спросила она, не меняя своего стеклянного выражения.
– Еще бы!
– Удивляйтесь, удивляйтесь…
– Ну, знаете… – сказал Алешка.
– Он убился, – сказала она.
– Как убился?!
– Вас это удивляет?
– ?!
– Он убился насмерть, вас это устраивает?
Я посмотрел на нее внимательно и вдруг понял, что произошло несчастье.
– …На Балаханском шоссе он врезался в трехтонку на своем мотоцикле. Не успел свернуть, или трехтонка не свернула… Долг он вам не вернет. Все? Или не все? Я уже сегодня третьим объясняю…
Алеша Шароев попятился.
– Все… – сказал я и сам себя еле услышал.
Хлопнула дверь, как выстрел.
На улице мы обалдело попрощались с Шароевым и пошли по домам.
Вот те долг!
Вот те должен!
…Снег с грязью на шоссе, а по бокам белая степь. Мотоцикл вдребезги, несчастный Штора! Он лежит в этой жиже, сером январском месиве, а вокруг значки из порванных мешков усыпали дорогу. Все вокруг усыпано странным синим снегом, лоскутками с фабрики, нарезанными от большого рулона, с приклеенными головами Дедов Морозов…
«И пропал во тьме пустой… И пропал во тьме пустой…» – вспомнились слова Пушкина.
Время летело незаметно…
Приплясываю в углу ринга, готовый ко всему. С мастером спорта мне еще драться не приходилось…
Приплясываю в ящике с канифолью, неожиданный финалист. Добрался до финала, двоих нокаутировав в предыдущих боях, ко всеобщему изумлению.
Грохочет цирк – сенсация номер один натирает свои подошвы. Приветствуют меня в том же цирке, где избили в первом бою. Такой же вой стоял, такой же свист и топот.
Присвоили мне, минуя третий, второй разряд, без него на такие соревнования не допускают. Первенство города, бьюсь с мастерами, со всеми наравне. Уложил двоих перворазрядников подряд. «Бей всех подряд, – разнервничался Азимов, – не останавливайся, отлично у тебя получается!»
Когда ждешь гонга, ощущение, словно на экзамене, пока не вытянул билет. А взял билет – ясно: отступать некуда, положение четкое. Выпутывайся из этого положения как знаешь.
Действительно экзамен.
Противник мой опасен.
– Бей его! – твердит мне Азимов. Особенных советов не дает. На меня полагается.
Я киваю головой, отодвигаю ящик с канифолью, скорей бы гонг, волнение не проходит.
– Брось дрожать. – Рука И-И на моем плече. Дрожь некоторая действительно есть, а что делать…
Он идет на меня улыбающийся, довольный, видел он таких! Ко мне не относится серьезно. Сухой и длинный. Мастер спорта. Он со мной не спешит, он уверен. Близко не подходит, ему этого не требуется. С длинными руками лучше держать меня на расстоянии, а как же иначе. Посылает вперед прямые, легко передвигается, а мне необходимо к нему прорваться. Так просто к нему не подскочишь, я понял. Верно ребята говорили: не нарывался я на сильного противника. С подскоком апперкот здесь не пройдет. Он начеку. Левая его вылетает вперед с поразительной быстротой. Он легко набирает очки, а я верчусь вокруг как юла, ничего не могу поделать. Мои удары он блокирует и быстро уходит. Нельзя идти на поводу его тактики, а свою не в силах предложить. Ну и длинные ручищи! Попытки мои сблизиться бесплодны. Нельзя с ним расслабляться, а я занервничал, в башке мысль промелькнула, что бьюсь я за свой родной город, где родился и вырос, и если стану чемпионом, детям потом буду рассказывать, вот, мол, какой у вас заслуженный папаша, всех подчистую побил в своем родном городе. Я задумался, а нужно было следить за ним. В конце концов, он тоже в родном городе, и бьется за то же самое, и, возможно, также детям своим собирается рассказать. Он сразу заметил мою задумчивость, расслабленное состояние. Я и сам удивляюсь, с какой стати посетило мою башку совсем не то. Но оказалось достаточно. Он потряс меня ударом и загнал в угол. Левую положил мне основательно на голову, а правой лупил наподобие автоматического молота. Я рванулся из угла, а он подловил меня ударом снизу. Критическое положение, только защищаться успевай. Переменил руки – правой мне на плечо давит, а левой добивает. Из угла я выскочил крепко ошалелым. Ударчики меня поколебали. Последнюю минуту раунда я отступал, не шел на обострения, а он преследовал меня, как приговоренного.
В перерыве И-И уверял меня, что я спал весь раунд, а я отмахивался: при чем здесь спал! Он снова и снова повторял «бей!» и «голову ниже!».
Второй раунд начался ужасно.
Сразу же после гонга мастер спорта попал мне по уху. Видимо, каким-то образом ухо подвернулось, и хрящ прищемился при ударе. Дикая боль все смешала, и я взвыл. Схватился за ухо перчаткой, и слезы полились из глаз. В полном смысле слова, я заплакал… Настолько неожиданно для всех и для самого себя, что противник оцепенел, судья растерялся, а цирк после шокового короткого молчания грохнул смехом. Несколько секунд продолжался конфуз, а я взвыл второй раз, теперь уже от ярости, обиды и досады, кинувшись в атаку. Провел любимые апперкоты в сплошных сериях, и противник заметался по рингу, теперь-то я ему предложил свою тактику, свой темп! Он почувствовал удары в корпус, заикал, первый признак. Не останавливаться, закреплять инициативу! Длинные руки теперь уже не пугали меня, не причиняли беспокойства. Они оставались все время сзади, захлестывали меня. Беспорядочно отступая, он изредка наносил скользящие, неточные удары. Атакуя возле своего угла, я услышал подсказку Азимова: «Подлови его! Подлови его!» Чей-то пронзительный голос завопил на весь зал: «Во-о-ва!!!» Я шел к его корпусу твердо и непоколебимо, пробивался к солнечному сплетению и бил, бил, но все без результата, повторяя: «Фу-ты, черт!..» Я должен был его посадить, должен! Темп, темп, и подловить! Он перешел на обхваты и делал их умело, не давая ударить, сбивая темп. Атака его ошеломила, и он от нее оправлялся.
