Шрифт:
Закладка:
Я доработал детали, последним штрихом в оформлении стали фиолетовые оттенки сирени, которые она так обожала. Иногда медсестра помогала ей или кормила в перерывах, но я не останавливался и не обращал внимания на чьё — либо присутствие.
— Я закончил, — я убрал карандаши и оставил на столе только рисунок. — Что думаешь?
Она смотрела на себя сквозь рисунок, словно пытаясь угадать, кем была эта женщина, мирно расположившаяся в её саду.
— Я проснулась счастливой, — ответила она, испытывая трудности с речью, как будто у неё болело горло. — Больше никакой боли, я ухожу счастливой.
Я пытался понять смысл её предложения, но не смог. Я пришел к выводу, что он был положительным только из — за её ярких черт.
— Спасибо, — я почти потянулся к её руке, но отдернул её. — Сейчас я прочту твоё письмо.
Я развернул листок бумаги и прочитал всё вслух на одном дыхании.
«Дорогой Аякс,
Если ты читаешь это, значит, ты вернулся домой, что делает меня невероятно счастливой. Это также означает, что я в ближайшее время покину этот мир, и, пожалуйста, не вини своего отца или себя. Я счастлива, что прожила потрясающую жизнь. Я ни о чём не жалею, и теперь твоя очередь. Жизнь слишком коротка, чтобы испытывать угрызения совести или грустить из — за меня — и я знаю, что ты чувствуешь, Аякс. Я всегда знала, что ты чувствуешь больше, чем все остальные. Мать всегда знает.
Это как в тот раз, когда тебе было восемь и ты пытался заступиться за своего брата, когда он разбил антикварную вазу твоего отца. Ты сказал, что сделал это, а потом повалил своего брата на землю, спровоцировав драку, чтобы твой отец поверил, что ты виноват. Арчи оскорбил тебя, думая, что ты отвергаешь его, и ты принял это. Ты ничего не сказал. Позже тем вечером, когда Арчи и твой отец были вместе на веранде (потому что у нас было так много хороших воспоминаний, милый, не вспоминай только плохие), я пошла навестить тебя на чердаке. Твой отец порвал твои рисунки, но я склеила их. Они всё ещё у меня. Когда ты смотрел на меня, из уголка твоего глаза скатилась слеза. Ты даже не почувствовал этого — на твоём лице не было видно твоей боли, за исключением единственной слезинки. Именно тогда я поняла, что ты такой сильный, но я также боялась, что тебе станет одиноко.
Я не виню тебя за то, что ты ушел, Аякс. Ты должен был осуществить свои мечты, и каждый раз, когда я наблюдала за восходом солнца, я знала, что у тебя всё получится. У тебя уникальный способ представления мира. Я всегда буду жить в твоём сердце: помни, воспоминания длятся вечно. Но если и есть какой — то совет, который я могла бы тебе дать, то это любить всем своим существом и жить со страстью и энергией. Не закрывай своё сердце.»
Письмо было написано в два разных приема; ручка была уже не та, и её почерк изменился. Казалось, что её рука дрожала между каждым словом.
«Я собиралась написать это письмо несколько лет назад, но сегодня я встретила твою Аврору — она мне очень нравится. Ты наконец — то открыл своё сердце, и теперь я могу спокойно отправиться в мир иной, зная, что у тебя будет счастье, которого ты заслуживаешь. Не будь одиноким. Ты так много можешь дать.
Мы не можем контролировать жизнь, Аякс.
Я требую, чтобы ты не смотрел, как я умираю — пусть это будет бременем для твоего отца. Не будь здесь. Живи ради меня. Вспоминай хорошее и не жалей меня. Я не боюсь смерти. Отпусти меня. Живи для меня.
Я забыла, что хотела тебе написать…но знай, что я люблю тебя. Ты всегда был достоин любви. Следуй своему сердцу.
Ps: Не встречай рассвет в одиночестве.
Твоя мама,
Навсегда.»
Я снова сложил письмо, и это застало меня врасплох, когда я почувствовала кончик маминого пальца на своей щеке. Она пристально посмотрела на меня, и на мгновение мне показалось, что к ней вернулась память. Что она поняла всё, что я сказал. Она легким движением убрала палец, и её взгляд упал на него. На нём была одинокая слезинка.
Одна.
Печаль.
Это была печаль. Выражение моего лица не изменилось, но волнующая боль от пустоты всё ещё присутствовала.
— Ты ангел? — спросила она.
— Да, и всё будет хорошо, — я попытался улыбнуться. — Спасибо, что пытаешься научить меня жить.
Она нахмурилась, а затем ушла, как будто у нас никогда не было этого разговора, её защитные силы ослабли из — за болезни. Мой телефон в кармане вибрировал снова и снова. Мой самолет. Я должен был успеть на свой самолет.
— Я должен идти. Я не могу остаться, — я поднялся со стула. — Я сделаю, как ты мне сказала.
У меня дернулось адамово яблоко, и я набрался смелости отойти от неё, оставив рисунок на столе.
Я подбежал к своей машине и завёл двигатель, мои губы дрогнули.
Мне пришлось уйти.
Она попросила меня уйти.
Мы не можем контролировать жизнь, Аякс.
Что касается Авроры и меня, я бы пока не стал читать концовку.
Я бы встретил рассвет и создал новую.
Глава 34
Я приземлилась в своём родном городе с двумя чемоданами в каждой руке и каблуками, твердо стоящими на влажном полу.
— Добро пожаловать домой, — Луна демонстративно взмахнула рукой, как будто пейзаж передо мной был произведением искусства. — Как можешь видеть, ничего не изменилось. Следующий магазин находится в пятнадцати минутах ходьбы, а шесть соседей все те же, но старше и шумнее.
Я вздрогнула, увидев перед собой ужас. Соседи уже прильнули к окнам, следя за моим приездом, как будто чёрная и извилистая тень надвигалась на город. Я вернулся только ради Луны, больше ничего.
— Малышка Аврора, — нас перехватила пожилая пара. Двое моих школьных учителей — конечно, они помнили меня; нас было не более сотни учеников во всей школе. — Прошло много времени. Ты определенно стала молодой женщиной. Очень…
Эти двое уставились на меня, не находя подходящих прилагательных, и я скрестила руки на груди, гадая, найдут ли они хотя бы один комплимент. Луна вздохнула, и предательница вошла внутрь, предоставив мне разбираться с ними.
— Определенно другой, — заключил мой бывший учитель математики, и я почувствовал
