Именно во время этого эпизода обычно совершается убийство. Оно может стать результатом чрезмерного насилия в ответ на угрозу или систематизированного бредового мышления. Молодой человек в состоянии психоза, который считает, что соседи подслушивают его разговоры, может ворваться к ним в дом, размахивая оружием. Или же у человека могут быть более сложные представления о властной мировой элите, которая пытается установить тоталитарный режим. Такие идеи популярны среди сторонников теорий заговора, но беспокойство по поводу иллюминатов[98] может переплестись с психотическим бредом.

Во время убийства человек часто находится в состоянии психоза и аффективного расстройства. Например, за несколько дней до покушения на убийство, совершенного одним из моих пациентов по фамилии Ллойд, его девушка вернулась в свою квартиру на первом этаже и увидела, что дверь распахнута. Телевизор, стереосистема, коллекция CD-дисков, одежда и мебель пропали. Даже новый смеситель был откручен и украден, а весь пол в ванной залит водой.

Ллойд, маниакально вынесший все из квартиры, имел почти такую же предысторию, как я описал выше. Его обнаружили на улице, когда он громко и торопливо говорил прохожим брать все, что они захотят. После этого парень исчез на сутки, и его местонахождение было неизвестно. Затем он, находясь в маниакальном и параноидальном состоянии, напал с разбитой бутылкой на человека, стоявшего на перроне вокзала. Несмотря на то что именно психоз (шизоаффективное расстройство) заставил пациента перейти черту, его жизнь двигалась в сторону устойчивого антисоциального поведения и употребления наркотиков.

Итак, можно ли было изменить эту траекторию? Может, помогла бы твердая рука бросившего его отца? Какое лечение или вмешательство помешало бы Ллойду совершить ограбление, а затем и убийство?

Исследования показывают, что жесткая дисциплина как стратегия воспитания ребенка не работает, особенно в случае асоциальных детей. Молодые психопаты, жестокие и бесчувственные, часто становятся образцовыми хулиганами, способными причинять боль жертвам, не задумываясь о последствиях. Они известны невосприимчивостью к наказаниям.

Исследования выявили более эффективные стратегии воспитания детей. Детский психиатр Стивен Скотт изучил видеозаписи, на которых родители взаимодействуют с детьми, и пришел к выводу, что пряник гораздо эффективнее кнута. Лучший подход заключается в закреплении хорошего поведения с помощью похвалы и поощрений, улучшении отношений между родителем и ребенком, установлении четких ожиданий и использовании ненасильственных стратегий для борьбы с непослушанием или проблемным поведением. Эти принципы были позднее включены в «Помощь семьям», 16-недельную программу, основанную на структурированных и целенаправленных стратегиях, а также терапевтических методах улучшения отношений между родителем и ребенком. Текущее исследование, возглавляемое клиническим психологом Криспин Дей [67], изучает эффективность этой программы при воспитании особенно уязвимой группы с высоким риском неблагоприятного развития. Точнее говоря, в нее входят дети с серьезными эмоциональными, поведенческими проблемами, чьи родители имеют тяжелые личностные проблемы. Ранние результаты обнадеживают, однако только продолжительное рандомизированное контролируемое исследование, в котором эту программу сравнят со стандартным психообразовательным подходом, позволит убедиться в эффективности наверняка. К сожалению, в Великобритании, когда проблема неблагоприятного детского развития и антисоциального поведения молодежи становится темой публичных обсуждений и политических дискуссий, на первый план выходит популистская и патриотическая риторика, а не данные эмпирических исследований.

Судебные подходы, такие как проект «Воспитание испугом», тренировочные лагеря, короткий шок и тюрьма для несовершеннолетних, могут показаться эффективными, и их часто поддерживают политиканы, которые пытаются впечатлить избирателей своей приверженностью закону и порядку. Тем не менее свидетельств эффективности таких подходов нет. Внутрисемейные вмешательства, напротив, сокращают вероятность повторного совершения преступления подростком на 30–50 %. Эти методы нацелены на то, чтобы помочь родителям правильно сочетать кнут с пряником, побудить тинейджера общаться с «положительными» сверстниками, урегулировать его деятельность после школы, а также расширить возможности семьи в борьбе с проблемами окружения. Очевидно, последний пункт – это сложная задача, особенно в неблагополучных районах Лондона.

Сколько должно быть пряников, а сколько кнутов?

Согласно исследованиям, лучшие приемные родители (те, которые неоднократно оказывали помощь детям с поведенческими проблемами) используют похвалу или реагируют нейтрально в 30 раз чаще, чем высказывают критику.

Помня об этих эмпирических доказательствах, я осознанно стал больше поощрять своих детей за хорошее поведение и меньше ругать за плохие поступки. Мне некомфортно рядом с родителями, которые теряют самообладание и начинают злиться и кричать на ребенка. Я предпочитаю заслуживать уважение, а не требовать его.

Но как в Великобритании поступают с трудными подростками, совершающими преступления? Ответ: их помещают в тюрьму Ее Величества Фелтем для несовершеннолетних.

Криминолог Лорейн Гельсторп предполагает, что общественные дебаты на тему уголовного правосудия в Великобритании отражают социальные процессы, известные как поздняя современность, о чем свидетельствует появление культуры контроля, а также политизация закона и порядка. Это означает, что в дискуссиях о наказании несовершеннолетних преступников молодые люди, совершающие преступления, часто демонизируются [68]. Она также считает, что неолиберальная экономическая модель вкупе с мажоритарной политической системой способствуют тенденции к популистской политике закона и порядка, характерной для других «мажоритарных» стран, где партии должны нацеливаться на колеблющихся избирателей.

Напротив, в корпоративистских или социальных демократиях (как в образцовых Скандинавских странах) серьезное насильственное преступление, совершенное ребенком в возрасте 9–10 лет, рассматривается как трагическая неудача и проблема, которую общество должно решать коллективно. Его никто не считает исчадием ада, которое нужно демонизировать и осуждать [69].

Малолетние преступники оказываются в тюрьмах для несовершеннолетних, страшных местах, где неприятные инциденты, случаи аутоагрессии и нападения на сотрудников – обычное дело. Учреждения для несовершеннолетних гораздо хуже тюрем для взрослых, где большинство заключенных хотят спокойной жизни в обжитой камере. В качестве примера того, какой неблагоприятной может быть среда в тюрьмах для несовершеннолетних, можно привести дело Роберта Стюарта, которого я опрашивал перед судом и вынесением приговора. Его признали виновным в убийстве сокамерника по имени Захид Мубарек, который отбывал 90-дневный срок за кражу в магазине. В последнюю ночь в тюрьме он был в одной камере с Робертом Стюартом, который в прошлом совершил целый ряд разных преступлений. У заключенного были расистские взгляды, а у него на лбу – татуировка в виде креста с надписью R.I.P. Той ночью он взял сломанную ножку стола и нанес Мубареку удары по голове, от которых тот скончался. (Вердикт: умышленное убийство, пожизненное заключение. Минимальный срок отбывания наказания – 25 лет.)