Шрифт:
Закладка:
У нас это невозможно
Ядерные программы Советского Союза и Америки различались не слишком сильно, и ничто не покажет этого лучше, чем частичное расплавление реактора № 2 на АЭС «Три-Майл-Айленд», расположенной недалеко от Мидлтауна, штат Пенсильвания. Эта авария произошла 28 марта 1979 года. Да, в ней, в отличие от чернобыльской катастрофы, никто не пострадал. Радиоактивное вещество почти не вышло за пределы электростанции. Но заключение Комиссии по ядерному регулированию вселяло ужас: «Сочетание неисправностей оборудования, конструктивных недоработок и ошибок рабочего персонала привело к частичному расплавлению активной зоны реактора TMI-2»[997]. Продюсеры фильма «Китайский синдром», в котором на американской АЭС плавится ядерный реактор, не могли поверить в свою удачу. Фильм впервые показали в американских кинотеатрах всего за двенадцать дней до катастрофы.
Непосредственной причиной аварии на «Три-Майл-Айленд» была неумелая попытка устранить засор в одном из восьми фильтров очистки конденсата (благодаря этим фильтрам в воду вторичного контура реактора не проникали примеси). Операторы решили очистить скопление смолы водой, а не сжатым воздухом. Они и не представляли, к чему это приведет. Где-то в 04:00 и питательные водяные насосы, и бустерные насосы, и насосы для откачки конденсата просто отключились, перекрыв подачу воды к парогенераторам, отводившим тепло от активной зоны реактора. Тот автоматически произвел аварийное отключение, но поскольку клапаны трех вспомогательных насосов были закрыты – на техническое обслуживание, – то вода никак не могла проникнуть к реактору и уменьшить стремительно возрастающее тепло ядерного распада. Пытаясь удержать под контролем увеличивающееся давление, операторы вручную открыли предохранительный клапан, расположенный наверху бака-барботера. Клапан должен был закрыться после того, как давление возвратится к нормальному уровню. Но – и это была очередная неисправность – он застрял в положении «открыто». При этом световой сигнал на панели в диспетчерской указывал на то, что клапан закрыт, – здесь дело было уже не в простой неполадке, а в конструктивном дефекте. В итоге операторы не подозревали, что охлаждающая вода в виде пара по-прежнему выходит из неисправного клапана. Кроме того, они ошибочно считали, что в активной зоне повышается уровень воды, и не понимали, что там накапливается не вода, а пар. Неверно представляя ситуацию, операторы отключили насосы аварийного охлаждения активной зоны, которые автоматически запустились после того, как предохранительный клапан не смог закрыться. В 04:15 радиоактивный теплоноситель проник в пространство герметичной оболочки, а затем перекачивался во вспомогательное здание, расположенное за пределами оболочки, до тех пор, пока в 04:39 не были остановлены дренажные насосы. Вскоре после 06:00 верхняя часть активной зоны реактора обнажилась, и сильный жар вызвал реакцию между паром в активной зоне и циркалоевой оболочкой стержня ядерного тепловыделяющего элемента. Реакция расплавила оболочку и повредила топливные таблетки, в результате чего радиоактивные изотопы попали в теплоноситель реактора, а кроме того, образовался огнеопасный газообразный водород, часть которого могла взорваться. В 06:45 зараженная вода достигла датчиков и прозвучал сигнал радиационной опасности. На третий день после аварии еще казалось, что водород, скопившийся в куполе реактора, вызовет взрыв. Будь в куполе кислород, это вполне могло бы произойти. В любом случае расплавилась половина уранового топлива и разрушилась почти вся оболочка. Но, что самое главное, корпус реактора – второй уровень герметичного ограждения после оболочки тепловыделяющего элемента, – остался невредим и сумел удержать поврежденное топливо со всеми радиоактивными изотопами в активной зоне. Поэтому радиоактивного вещества утекло совсем немного – и пагубных последствий для здоровья населения почти не было отмечено. Самый сильный ущерб, впоследствии лишь усиленный чернобыльской катастрофой, понесла американская ядерная промышленность: ее быстрое развитие замедлилось. К тому времени, как случилась авария на «Три-Майл-Айленд», власти одобрили строительство ста двадцати девяти атомных электростанций; из них было завершено только пятьдесят три.
Президентская комиссия по расследованию аварии на «Три-Майл-Айленд», которую возглавил Джон Кемени, безжалостно раскритиковала ответственные учреждения: производителя «Бэбкок и Уилкокс» (Babcock & Wilcox); компанию «Метрополитен Эдисон» (Metropolitan Edison, Met-Ed), управлявшую электростанцией; и Комиссию по ядерному регулированию (NRC). Оказалось, что сходный инцидент уже произошел за полтора года до этого на другой атомной электростанции, построенной Babcock & Wilcox. Неполадки с неисправным предохранительным клапаном были «известным неизвестным» – почти как чернобыльская проблема стержней с графитовыми наконечниками. А вот операторы отделались легко. Специальная группа по расследованию происшествия на АЭС «Три-Майл-Айленд» при NRC пришла к выводу, что человеческие ошибки были вызваны не простыми «недостатками операторов», а скорее всего, тем, что конструкция оборудования, подача информации, порядок действий при чрезвычайных обстоятельствах и обучение не соответствовали необходимым требованиям. Реактор «проектировался и строился без учета стержневой концепции или философии согласования характеристик машины с возможностями человека», и никто четко не определил, какая роль отводится операторам в критической ситуации. Им давали слишком много ненужной информации, и в то же время «некоторые основные показатели не отображались» или были недоступны в нужный момент. Диспетчерский щит был спроектирован плохо, что вело к «совершению лишних движений со стороны оператора, повышению рабочей нагрузки, а также к возрастанию вероятности ошибки и времени реагирования». Операторов не познакомили с «систематическим методом диагностики проблем» и не обучили «навыкам, необходимым для диагностики происшествий и совершения надлежащих действий»[998]. Разве можно сказать, что операторы «Три-Майл-Айленд» пребывали в лучшем положении, чем их чернобыльские коллеги? И те и другие в каком-то смысле работали в потемках. Неужели американцам просто посчастливилось избежать мощного взрыва?
Что же касается мер, принятых по отношению к местным жителям, то американские власти действовали не намного более эффективно и открыто, чем советское правительство семь лет спустя. Стоило Гэри Миллеру, диспетчеру станции, объявить общую тревогу, как началась неразбериха. В компании Met-Ed сперва отрицали утечку радиации. Вице-губернатор штата Уильям Скрэнтон III изначально повторял то же самое, но потом, похоже, передумал. 30 марта, через два дня после аварии, NRC рекомендовала всем в радиусе 10 миль (ок. 16 км) от АЭС не выходить на улицу. Спустя несколько часов губернатор Дик Торнберг, прислушавшись к словам Джозефа Хендри, председателя NRC, посоветовал эвакуировать «беременных женщин и детей дошкольного возраста… в радиусе пяти миль» (ок. 8 км). Ближе к той ночи, когда, казалось, возрос риск взрыва, официальные лица поняли, что им, возможно, придется эвакуировать всех в радиусе 10 или даже 20 миль (ок. 16–32 км), – в этом случае свои дома поневоле покинули бы более 600 тысяч человек в шести близлежащих округах. Плана подобной эвакуации никто не разработал – а единственный план действий в чрезвычайных