Шрифт:
Закладка:
— А точно, что у леса они будут, может, просто туда лодки перегнали, может еще куда после погонят. — сомневался Роха.
— О том я не знаю, но сам видел, что на том берегу, напротив леса, ночью лагерь стоял, там костры были. Кони ржали.
— Господь всемогущий, пусть все так и будет, — сказал Рене и перекрестился.
Мысленно Волков к нему присоединился, а вслух крикнул:
— Монахи, святые люди, молите Господа, чтобы враг сегодня у леса решил высаживаться. Может Господь вас услышит. Брат Семион, начинай богослужение.
Брату Семиону повторять нужды не было:
— Дети мои, — закричал он и пошел вдоль стоящих в ряд солдат, — Господу помолимся!
Солдаты стали стягивать с голов подшлемники и шлемы.
— Только не затягивай, — кричал ему вслед Волков слезая с коня, и, как и все остальные, снимая берет. Нам уже выходить нужно.
После, повернули на юго-восток, к лесу. Шли поначалу быстро, но солдаты сразу устали, дорог не было вовсе. Зачастую приходилось продираться сквозь кустарник, или терять время, перебираясь через какой-нибудь овражек с ручьем. А как стемнело, так пошли еще медленнее, слава Богу, идти уже было недалеко. Вскоре их встретил Бертье. Колонна остановилась. Солдаты садились на землю. Отдыхали. Офицерам отдыхать было некогда.
— Вы знали, что мы здесь выйдем? — удивлялся кавалер.
— Вы так шумели и грохотали, что вас и на том берегу, боюсь, слышно было, вот я и поехал вам на встречу.
— Ну, что, противник на месте? — этот вопрос волновал Волкова больше всего.
— На месте, на месте, — успокаивал его Гаэтан Бертье.
— Я хочу сам убедиться.
— Тогда нам лучше спешиться. До реки всего миля отсюда.
Да, это было верное решение, конь может испугаться в темноте, заржать или даже захрапеть. Ночью на реке эти звуки хорошо и далеко будут слышны.
Непросто хромому и в доспехе ходить по песку и по прибрежным кустам. Да еще так, чтобы звуков лишних не издавать. Даже мечом о поножи звякнуть нельзя. Да все это почти в темноте, луна показалась едва. Но Волков все равно сам хотел убедиться, что враг на той стороне, и готовится. А Рохе было еще тяжелее на его деревянной-то ноге. Ничего, пошел со всеми.
Было тихо, костров на той стороне не было видно, но вот запах дыма чувствовался прекрасно. Костров было не видно, но понятно, что за рекой их много.
— Здесь они, сволочи, — сказал Игнасио Роха, вытирая шею над кирасой и тяжело дыша, — по запаху чую эту горскую сволочь.
Волков вглядывался в темноту, лодок на реке он не видел:
— Лодок я не вижу.
— Тут они, тут, господин, — заверил его солдат, что был с Бертье в разведке. — Перед вашим приходом лодочники переговаривались, и воду из лодок вычерпывали, я слышал все. Они там, у берега, в тени, вот их и не видно.
— Здесь значит будут вылезать? — проговорил Рене, тоже вглядываясь в темень на реке.
— А тут негде больше, — отвечал Бертье. — Справа берег высок, там обрыв, не каждый в броне взберется. Слева… А там лес прямо к берегу выходит.
— Точно, тут на песочек полезут, — произнес Роха с какой-то даже радостью.
— Кавалер, как будем действовать? — спросил Рене.
— Просто. Вы, Рене, возьмете шестьдесят человек и встанете у леса. Все остальные пойдут со мной и с Бертье, мы встанем за тем холмом на берегу, справа. Ты, Роха, пойдешь как раз отсюда, тут тебе раздолье для стрельбы будет, как они вылезут, как лодки отвалят от берега, так ты выйдешь отсюда, подходишь на пятьдесят шагов и бьешь залпами. Стоишь и бьешь. Главное, не забудь, дождись, чтобы лодки за второй партией пошли, чтобы те, что уже высадились, обратно в лодки не запрыгнули.
— Так они на меня пойдут, — сказал Роха. — Не станут же они ждать, пока я всех их перебью.
— Верно, пойдут, построятся и пойдут, как раз боком ко мне встанут, я спущусь с холма и раздавлю их. А Рене с другого бока мне поможет, — говорил Волков. — Так что, не бойся Роха, стреляй и стреляй, мы их раздавим.
— Какой клич будет? — спросил Бертье. — А то Роха и нас постреляет в темноте.
— «Эшбахт», — предложил Роха.
— Да, «Эшбахт» будет хорошо слышно, — согласился с ним Рене.
Волкову было приятно, что офицеры избрали именно такой клич.
— Господин, — сказал солдат разведчик, — кажется, они начинают.
И вправду, на реке послышались приглушенные голоса. Всплеск весла. Что-то звякнуло. Да, противоположный берег оживал.
— Господа, идем на цыпочках, на цыпочках, всем людям своим скажите, тишина — это главное, вспугнем их — все, считай, проиграли, — говорил кавалер.
Офицеры все понимали, молча пожали друг другу руки и разошлись.
А лето кончилось. По реке странными клочьями поплыл туман.
Сразу стало зябко. Кажется, плечо заныло. Он уже пожалел, что не надел стеганку под кольчугу. Солдаты пошли на юго-запад к реке, за холм, старались идти неслышно. Все все понимали. Самый глупый из солдат понимал, что противника намного больше, и лучше бить его будет по кускам, а значит бить внезапно, как только высадится на берег первая партия. Волков, тем временем, позвал Максимилиана и Увальня, стал одеваться. На этот раз стеганку он надел и был ей рад. Стало сразу тепло. Кольчуга, кираса, бувигер, наплечники, наручи, перчатки. Сверху, на роскошный доспех, он надел свой удивительно красивый фальтрок[14] в больших бело-голубых квадратах. В цветах его герба. Жаль, что было темно, жаль, что люди его не видели. Он был великолепен в своей броне и под своим знаменем.
Прибежал солдат от Бертье и сказал:
— Господин, они, кажется, грузятся на лодки.
— Ну, что ж, тогда нам пора, — сказал Волков. — Максимилиан, вы поедете на коне с моим штандартом, но держитесь сзади. Увалень, мы с вами идем пешими. С Богом, господа, молитесь, кто знает молитвы.
Бертье лежал на краю холма и всматривался в реку. Дело это было абсолютно бессмысленное. Может от луны и звезд был какой-то свет, но туман, расползавшийся по реке, все сводил на нет. Серая непроглядная муть текла вместе с течением реки на запад.
— Ну, и что вы тут увидели? — спросил Волков приседая рядом с Бертье.
— Только если призрак своей сумасшедшей мамаши я мог бы тут увидать, — усмехался Гаэтан, — но зато я слышу… Прислушайтесь.
Туман глушил и звуки, но даже через него можно было кое-что расслышать.
— Слышите? — спросил ротмистр.
— Слышу, но что это?
Волков и вправду