Шрифт:
Закладка:
— Вы отрицаете факт получения взятки от Миланы Бульбы?
— Категорически! Ишь, чего захотели — свои грехи оплатить за мой счет… Вы хоть знаете, что муж Миланы картежник? Завзятый! Проигрывает все, что только попадет в руки!
— Откуда у вас такие сведения?
— Сама Милана плакалась мне. Говорит: не знаю, как домой возвращаться после лечения, Муж должен дружкам карточный долг. Большую сумму. Не отдаст — могут убить. А где взять деньги, неизвестно. У матери, говорит, есть, но на такое дело она не даст ни за что… Теперь я понимаю, зачем меня приплели… Милана взяла для мужа, а сказала… — Орлова погрозила кому–то пальцем. — На такие штучки меня не купишь! Я только не могу понять Рогожину: есть у нее мозги или нет! Ведь она бросила тень не только на меня, но и на Евгения Тимуровича… Впрочем, Рогожина и на него имеет зуб. За то, что ее уволили.
— Кстати, за что ее уволили из клиники? — спросила Дагурова.
— Государство — не дойная корова! Тоже мне — консультант! — презрительно процедила Орлова. — Понимаю, когда платят кандидатам наук, докторам! У них опыт, огромные знания. А у Рогожиной? Три класса образования. Чему, кого она может научить? Показать, где какая трава растет? Да я сама не хуже ее знаю… И правильно сделали, что уволили! Хотя лично я тут ни при чем и Евгений Тимурович тоже.
— За это Рогожина не в претензии ни к вам, ни к Баулину, — заметила следователь. — Вы знаете, что Милана умерла?
— Знаю, конечно, знаю, — вздохнула обвиняемая, изобразив на лице скорбь. — Жаль ее. Очень! Маленький ребеночек остался без матери… Но уверяю вас, врачи сделали все, чтобы спасти ее. Увы, они не всесильны…
— После смерти Миланы к вам приходила ее мать, Ганна Игнатьевна?
— Приходила.
— Зачем?
— Просила деньги, которые якобы дала мне ее дочь… Но ведь это же глупость!
— Что вы сказали Ганне Игнатьевне?
— Ну, сначала вежливо, мол, она ошибается. Никаких денег я не получала. Вижу, не понимает. Все свое твердит, хоть половину, говорит, отдай… Нет, как у нее мог язык повернуться?! Чтобы я, взятку?!
— А вы знаете, что она тоже умерла?
— Да? — изобразила крайнее удивление Аза Даниловна. — Что ж, пожила свое… Дай бог нам дотянуть до ее лет… Так ведь не дадут! Все нервы истрепят — и загремишь раньше времени в могилу!
— Значит, вы не знали о смерти старушки? — уточнила следователь.
— Откуда? — протянула Аза Даниловна.
— А вы говорите, что у вас отличная память, — покачала головой Ольга Арчиловна. — Но то, что двадцать третьего июня этого года вы получили по почте две тысячи рублей, вы помните?
— Ну, — напряглась Орлова.
— От кого?
— Не знаю, — процедила обвиняемая.
Следователь раскрыла папку с делом, нашла нужное место.
— Вот документ, — показала она Орловой. — Ваша подпись?
— Моя, — ответила та с каменным лицом.
— Тут сказано, что две тысячи, которые Орлова Аза Даниловна послала Бульбе Ганне Игнатьевне, не могли быть вручены адресату, так как Бульба умерла.
— Я расписалась, не читая, — буркнула Орлова.
— А деньги все–таки получили? — спросила Дагурова и в ответ на кивок Орловой продолжила: — И даже не поинтересовалась, от кого? Сумма ведь немалая.
— Я их не посылала…
— Знаю. А для чего взяли, если не ваши?
— Думала, кто–то вернул мне долг, — ответила Орлова.
— А кто послал деньги Бульбе, вам известно?
— Понятия не имею.
— Баулин… А почему?
— Можете спросить у него, — хмуро произнесла Орлова.
— Возвращал взятку, которую взяли вы. — Дагурова сделала ударение на последнем слове. — Но Евгений Тимурович опоздал. Ваш совершенно бесчеловечный поступок по отношению к несчастной старухе, которая продала даже корову, чтобы спасти дочь, попыталась исправить Александра Яковлевна Рогожина… Да–да, та злобная, как вы говорите, мстительная женщина. Она тоже продала все, что у нее было, и отдала две тысячи Ганне Игнатьевне. Якобы от вас. Спасала вашу честь, Аза Даниловна.
— Рогожина?! — вскочила Орлова. — Врет!
— Сядьте! — твердо приказала Дагурова. — Уж кого–кого, но Александру Яковлевну во лжи обвинить нельзя. Она хотела сохранить вашу семью. И когда вы все–таки ушли от ее сына, она не сказала ни слова в упрек вам. Более того, продолжала относиться, как к родной дочери… Вы ездили на курорты с очередным кавалером, а она сидела с Катенькой. Было?
— Так ведь Катя родная внучка Рогожиной, — пробормотала Орлова.
— Ладно, перейдем к другому эпизоду, — сказала следователь. — Фамилия Шатохин вам ничего не говорит?
— Нет.
— Он лежал в прошлом году в вашей клинике, в начале лета. И умер. Вы получили от него взятку — полторы тысячи рублей и картину, за которую он заплатил в Москве две тысячи.
— Это он сам вам сказал? — с нагловатой усмешкой спросила обвиняемая.
— Не иронизируйте, Аза Даниловна, — спокойно сказала Дагурова. — И не советую забывать, где вы находитесь. — Следователь нашла в деле протокол допроса Гаджиева и дала прочитать обвиняемой, потом ознакомила с показаниями жены Шатохина. — Что вы скажете?
— Ложь! — возмущенно ответила Орлова. — У Шатохина я ничего не брала… Еще какую–то картину выдумали! Я и в глаза ее не видела!
— Домработница Баулина, Савчук, говорит, что время появления той самой картины в доме профессора совпадает со временем госпитализации в клинику Шатохина.
— А я при чем? — пожала плечами Орлова. — У Баулина и спрашивайте, откуда взялась картина.
«Попробуем с другого бока», — решила следователь.
— Значит, вы уверяете, что ни у кого ничего не брали?
— Почему же, бывало, дарили цветы… Это тоже считается взяткой? — опять не удержалась от издевки Орлова.
— А какой у вас доход? — задала очередной вопрос следователь.
— Я живу честно, на зарплату. Беру лишние дежурства и получаю алименты на дочь. В среднем Рогожин дает по семьдесят пять рублей в месяц… Так что хватает, не волнуйтесь…
— А на какие деньги вы приобрели машину?
— Так и знала, что вы спросите об этом, — усмехнулась Орлова. — Наследство получила! От бабушки! Назвать сумму? Тридцать шесть тысяч! Не верите — можете проверить.
— Проверяли.
— Ну и что, убедились? — торжествующе спросила Орлова.
— Вопросы здесь, Аза Даниловна, задаю я, — сказала Дагурова. — И попрошу вас вспомнить случай,