влияние, какое смогу. Как большинство фермерских деревень в этом регионе, Пенгаллен не был независимым поселением. Люди здесь были под защитой и, следовательно, под надзором и законом крупных городов поблизости. Я мог обратиться к Аластриэль, правящей Серебристой Луной, и Бренору Боевому Топору, королю ближайших земель и моему лучшему другу.

– Возможно, однажды я найду в себе силы пойти против Рико, – неожиданно сказал Нойхайм, прервав мои раздумья. Я живо помню его следующие слова. – Я – не отважный гоблин. Я предпочитаю жить, хотя зачастую я сомневаюсь, что моя жизнь чего-то стоит.

Эти самые слова мог бы произнести и мой отец. Закнафейн тоже был рабом, хотя и рабом другого сорта. Он жил в Мензоберранзане, и не на низшем положении, хотя и ненавидел темных эльфов и пути их зла. Он не видел выхода, самой возможности побега из города дроу. Из-за недостатка смелости он жил, как воин-дроу, выживал, следуя тем самым порядкам, которые были для него столь отвратительны.

Я снова попытался напомнить Нойхайму, что я ушел от подобной судьбы, что мне удалось выйти из безнадежного положения. Объяснил, что странствовал среди людей, которые, несомненно, ненавидели и боялись меня из-за репутации моих сородичей.

– Ты – дроу, а не какой-то гоблин, – снова ответил он, и на этот раз я начал понимать смысл, стоящий за его словами. – Они никогда не поймут, что в моем сердце нет зла, как у других гоблинов. Даже я не понимаю этого!

– Но ты веришь в это, – твердо сказал я.

– Сказать им, что я – гоблин другого рода?

– Именно так! – воскликнул я. Мне казалось, что это достаточно разумно. Я думал, что нашел ответ, который искал.

Нойхайм прикрыл дверь и быстро объяснил мне кое-что обо мне и о мире вокруг, что я ранее не принял во внимание.

– Чем мы отличаемся? – надавил я, надеясь, что он увидит мое понимание истины.

– Ты считаешь себя гонимым? – спросил гоблин. Его желтые глаза сузились, и я понял, что он полагает свои слова близкими к истине.

– Я больше не принимаю это определение, так же, как и не допускаю гонений, – провозгласил я. Мои гордые слова внезапно достигли понимания этого несчастного. – Люди выносят свои собственные суждения, но я больше не мирюсь с их несправедливыми решениями.

– Ты будешь сражаться с теми, кто относится к тебе неправильно? – спросил Нойхайм.

– Я буду отвергать их, игнорировать их, зная в глубине души, что я прав в своей вере.

Улыбка Нойхайма выражала одновременно искреннюю радость за то, что я нашел свой путь, и глубокую печаль – за себя, как я начал понимать.

– Мы не в одинаковом положении, – настаивал он. Я начал возражать, но он остановил меня, подняв ладонь. – Ты – дроу, экзотика, нечто за пределами опыта большинства людей, которых ты встречал.

– Почти каждый в наземном мире слышал ужасные истории о дроу, – попытался возразить я.

– Но они не имели дела с самими эльфами-дроу! – резко возразил Нойхайм. – Ты для них – диковина, странно красивая даже по их собственным стандартам красоты. Твои черты правильны, Дзирт До'Урден, твои глаза пронзительны. Даже твоя кожа, такая черная и блестящая, должна быть прекрасной для обитателей наземного мира. А я гоблин, уродливый гоблин – своим телом, если не душой.

– Если бы ты показал им правду о своей душе…

Нойхайм рассмеялся над моими словами.

– Показать им правду? Правду, которая поставит под вопрос все, что они знали в своей жизни? Стать темным зеркалом их совести? Эти люди, включая и Рико, убили много гоблинов – и, наверное, поделом, – быстро добавил он, и это пояснение открыло все, что Нойхайм пытался показать мне, слепцу.

Если эти фермеры, многие из которых часто бились с гоблинами, и другие, кто держал гоблинов в рабстве, обнаружат всего одно существо, не отвечающее их определениям злой расы, всего лишь гоблина, в котором есть совесть и сострадание, интеллект и дух, родственный их собственному, это может повергнуть все их существование в хаос. Я и сам почувствовал, будто меня ударили в лицо, когда понял настоящую причину поведения Нойхайма. Лишь благодаря собственному опыту, родству с темными эльфами, подавляющее большинство которых заслуживало свою мрачную репутацию, я смог преодолеть чувство смятения и вины.

Эти фермеры могли и не понять Нойхайма. Они наверняка прониклись бы к нему страхом и все большей ненавистью.

– Я не отважен, – снова проговорил Нойхайм, и, хотя я не был согласен, я предпочел удержать возражение в себе.

– Ты отправишься со мной, – сказал я ему. – Этой ночью. Мы пойдем обратно на запад, в Мифрил Халл.

– Нет!

Я посмотрел на него, более уязвлен, нежели озадачен.

– Я не хочу, чтоб за мной снова охотились, – объяснил он, и из его отсутствующего, страдальческого взгляда я понял, что он вспоминает, как Рико преследовал его в первый раз.

Я не мог принудить Нойхайма подчиниться себе, но также и не мог допустить, чтоб эта несправедливость продолжалась. Должен ли я был открыто противостоять Рико? Это повлекло бы последствия, могущие быть гибельными. Я не знал, каким силам подчиняется Пенгаллен. Если деревня принадлежала городу, не известному своей снисходительностью, например, Несму, что на юго-западе, тогда любое действие, которое я бы совершил против ее жителей, создало бы проблему в отношениях этого города и Мифрил Халла – я ведь был, фактически, послом Бренора Боевого Топора.

Так я покинул Нойхайма. Утром я подобрал себе хорошую лошадь и отправился единственным оставшимся мне путем. Я решил, что сперва поеду в Серебристую Луну, так как Аластриэль была среди самых уважаемых правителей этих земель. Затем, если понадобится, я обращусь к Бренору и его справедливости.

И тогда, на том же самом месте, я решил, что, если ни Аластриэль, ни Бренор не станут помогать Нойхайму, я возьму дело в свои руки – чего бы это ни стоило.

Три дня стремительной скачки, и я оказался в Серебристой Луне. Меня неожиданно вежливо приняли у западных врат города, стражники приветствовали меня со всеми благословениями Леди Аластриэль. Я сказал им, что нуждаюсь во встрече с ней, и мне ответили, что владычица Серебристой Луны уехала по делам в Сандабар, что на востоке, и должна была вернуться через две недели.

Я не мог ждать, поэтому попрощался со стражниками, сказав им, что вернусь