Шрифт:
Закладка:
— Я никогда обо всем этом не думал,— сказал Джон.
— А ты вообще никогда не думал,— ответил Джошуа,— Во всяком случае, почти никогда.
— Никто не думает,— сказал Джон.
— В том-то и беда,— сказал старик.— Никто никогда не думает. Все просто убивают время. Они не ищут причин. Они даже ни о чем не задумываются. Что бы ни случилось — все к лучшему, и этого с них хватает.
— Я только что начал думать,— сказал Джон.
— Ты что-то хотел у меня спросить,— сказал старик,— Зачем-то ты все же ко мне пришел?
— Теперь это не важно,— сказал Джон,— Вы мне уже ответили.
Он пошел обратно между стеллажами, ощущая аромат тянущихся вверх растений, слыша журчание воды в насосах. Он шел длинными коридорами, где в окнах наблюдательных рубок светили неподвижные звезды.
Основание, сказал Джошуа. Есть и основание, и цель. Так говорилось в Письме — основание и цель. И кроме правды есть еще неправда, и, чтобы их различить, нужно кое-что знать.
Он расправил плечи и зашагал вперед.
Когда он подошел к церкви, собрание давно уже было в разгаре; он тихо скользнул в дверь, нашел Мэри и встал рядом с ней. Она взяла его под руку и улыбнулась.
— Ты опоздал, — прошептала она.
— Виноват,— отвечал он шепотом. Они стояли рядом, взявшись за руки, глядя, как мерцают две большие свечи по бокам огромной Священной Картины.
Джон подумал, что раньше она никогда не была так хорошо видна; он знал, что свечи зажигают только по случаю важных событий.
Он узнал людей, которые сидели под Картиной,— своего друга Джо, Грега и Фрэнка. И он был горд тем, что Джо, его друг, был одним из троих, кто сидел под Картиной, потому что для этого нужно было быть набожным и примерным.
Они только что прочли о Начале Начал, Джо встал и повел рассказ про Конец.
«Мы движемся к Концу. Мы увидим знаки, которые будут предвещать Конец, но о самом Конце никто не может знать, ибо он скрыт…»
Джон почувствовал, как Мэри пожала ему руку, и ответил тем же. В этом пожатии он почувствовал утешение, которое дают жена, и Вера, и ощущение Братства всех людей.
Когда он ел обед, оставленный для него Мэри, она сказала, что Вера — большое утешение. И это была правда, Вера была утешением. Она говорила, что все хорошо, что все к лучшему. Что даже Конец — тоже к лучшему.
«А им нужно утешение,— подумал он,— Больше всего на свете им нужно утешение. Они так одиноки, особенно теперь, когда звезды остановились и сквозь окна видна пустота, окружающая их. Они еще более одиноки, потому что не знают цели, не знают ничего, хотя и утешаются знанием того, что все к лучшему».
«Раздастся Грохот, и звезды прекратят свое движение и будут висеть, одинокие и яркие, в глубине тьмы, той вечной тьмы, которая охватывает все, кроме людей в Корабле…»
«Вот оно,— подумал Джон,— Вот оговорка, которая их утешает. Сознание того, что только они одни укрыты и защищены от вечной ночи. А впрочем, откуда взялось это сознание? Из какого источника? Из какого откровения?» И он выругал себя за эти мысли, которые не должны появляться во время собрания в церкви.
«Он, как Джошуа,— сказал он себе,— Он сомневается во всем. Думает о таких вещах, которые всю жизнь принимал на веру, которые принимали на веру все поколения».
Он поднял голову и посмотрел на Священную Картину — на Дерево, и на Цветы, и на Реку, и на Дом вдалеке, и на Небо с Облаками; Ветра не было видно, но он чувствовался.
Это было красиво. На Картине он видел такие цвета, каких нигде не видел, кроме как на Священных Картинах. «Где же такое место,— подумал он,— А может, это только символ, только воплощение того лучшего, что заключено в людях, только изображение мечты всех запертых в Корабле?»
Запертых в Корабле! Он даже задохнулся от такой мысли. Запертых! Они ведь не заперты, а защищены, укрыты от всяких бед, от всего, что таится во тьме вечной ночи. Он склонил голову в молитве, сокрушаясь и раскаиваясь. Как это ему только могло прийти в голову!
Он почувствовал руку Мэри в своей и подумал о ребенке, которого они смогут иметь, когда Джошуа умрет. Он подумал о шахматах, в которые он всегда играл с Джо. О долгих, темных ночах, когда рядом с ним была Мэри.
Он подумал о своем отце, и снова слова давно умершего застучали у него в голове. И он вспомнил о Письме, в котором говорилось о знаниях, о назначении, о цели.
«Что же мне делать,— спросил он себя,— По какой дороге идти? Что значит Конец?»
Считая двери, он нашел нужную и вошел. В комнате лежал толстый слой пыли, но лампочка еще горела. На противоположной стене была дверь, о которой говорилось в Письме: дверь с циферблатом посередине. «Сейф»,— было сказано в Письме.
Он подошел к двери, оставляя следы в пыли, и встал
