Шрифт:
Закладка:
— Узнал ли ты меня, Семён Фёдорович? Может, помнишь сестрёнку мою Машу, погибшую по твоей вине? — ласково спрашиваю гвардейца.
Вот чего, а трусов среди офицеров в это время просто не было. Уваров перестал изображать умирающего лебедя и попытался боднуть меня головой в лицо. Отклоняюсь и сильно бью его в шею и по печени. Ублюдка скручиваю болевой спазм и на некоторое время он выпадает из реальности.
— Это хорошо, что ты меня узнал. Хочу сообщить, что следом за тобой постараюсь отправить в ад всё ваше семейство. Я долго мечтал, как буду убивать тебя, какие скажу слова, но сейчас всё не имеет смысла. Главное, чтобы ты знал, кто лишил тебя жизни.
Перевернул сопротивляющегося Уварова набок и перерезал ему горло как барану. Когда хрипы и конвульсии прошли, начинаю обыскивать комнату. Улов не так велик, но небольшой мешочек с золотом стал приятным сюрпризом. В любом случае мы запланировали показать ограбление и увести полицию по ложному следу.
— Куда теперь? — спрашивает незаметно появившийся Пахом. — Поедем в Лефортово прямо сейчас или дождёмся утра?
— Утра ждать не будем. А вот на рассвете выдвинемся и посетим ещё одно интересное место. Всё равно нам по пути, — отвечаю с усмешкой. Которую ближник не мог увидеть.
Поражает меня народ этого времени. За икону они набросились на солдат чуть ли не без оружия. Говорят, даже атаковали подворье митрополита Амвросия. Тот попытался запретить верующим приложиться к святыне. Солдаты не помешали, власти, как всегда, ловили мух. Это всё мы узнали от Григория, который под утро прошвырнулся по окрестностям и раздобыл новые слухи. При этом многие усадьбы и монастыри продолжали жить своей жизнью и им не угрожали никакие бунтовщики. Или охрана была грамотная, а народ пока не озверел до такой степени, что начал грабить всех подряд.
Нам всё равно было по пути, вот я и решил вершить очередной суд. Объяснил ближникам суть и нашёл их полнейшее понимание. Проявился даже некий ажиотаж свершить вселенскую справедливость, чего я точно не ожидал.
— Как ваше здоровье, Дарья Николаевна? — спрашиваю сидящую на кресле женщину средних лет.
Голубые глаза смотрят на меня с удивлением. В монастырь мы проникли ещё утром, но ждали появления во дворе интересующей меня персоны. Схваченная старая монашка с жутко благостным лицом и повадками крысы, подтвердила, что моя цель вышла на променад подышать мартовским воздухом и насладиться солнышком. Странно, но у казаков были какие-то внутренние запреты на причинение вреда служителям церкви. Хотя они вроде старообрядцы и подобные рефлексии просто бред. Пришлось самому бить по голове и вязать старую суку. Ближники быстро заняли периметр и должны были пресекать попытки помешать моему общению с заключённой монастыря.
— Кто ты такой, холоп? И по какому праву тревожишь мой покой?
Может, для нынешней чёрной публики такие заявления чего-то значат, но мадам явно обозналась. А вот глаза не врут. Моя собеседница явно напряглась и начала оглядываться в поисках помощи. Но казаки перекрыли основные ходы во двор и оставили нас наедине. Плюс часть служительниц заперли в большой комнате, дабы не мешали. Действовали мы, повязав лица платками, телегу с формой и добычей оставили в соседнем переулке. Григорий теперь повязан с нами кровью, и мы доверили ему свой транспорт. Оказывается, у него тоже был зуб на Уварова. Помещик в своё время попользовался его невестой и спихнул брюхатую замуж в деревню. Сторожа же несколько раз пороли и решили, что он вроде как смирился со своей участью. Надо было этого ублюдка Семёна на кол посадить, жалко времени не было. Сколько судеб таких крепостных как Маша, Гришка или Дёмка погубил этот сластолюбец. Но всему когда-то приходит конец.
— Я меч правосудия, если вам так легче, — отвечаю с усмешкой. — Сколько православных жизней вы загубили? Пятьдесят, семьдесят или сто? А скольких покалечили или подвергли пыткам? Совесть-то не мучает? Хорошо ли спится, и покойники невинно убиенные не являются во сне?
Салтыкова только брезгливо усмехнулась, услышав мои обвинения. Думаю, эта мразь не испытывала ни грамма раскаяния за совершённые преступления. И спала хорошо, без сновидений. Странное вообще правосудие в Российской империи. Убил и покалечил несколько десятков человек — ничего страшного, ты ведь дворянин. Можно отделаться штрафом и только в самом крайнем случае будет суд. Вот и эту изуверку отправили в монастырь. При этом не заточили в келье, а дали право спокойно жить в своё удовольствие. Тем более, что твой родственник московский генерал-губернатор, который привёл город к катастрофе. И за тысячи умерших от эпидемии жизней его тоже никто не накажет. Но с маньячкой-то я могу разобраться.
Бью Салтыкову по бедру, опрокидывая жирную тушу на землю. Затыкаю ей рот чепчиком и связываю руки за спиной. Кувшин с маслом для ламп у меня с собой, и я обильно поливаю бывшую помещицу. Не знаю, чего она там почувствовала, но сквозь кляп раздались звуки похожие на вой.
— Ты правильно воешь, гнида, — шиплю в испуганное лицо. — За свои преступления надо платить и сегодня настал твой черёд. Аутодафе будет лучшим выходом, ибо скверну нужно выжигать.
Подношу к Салтыковой свечку, взятую в одной из келий, и огонь начинает быстро охватывать её одежду. Через некоторое время тело заполыхало и раздался жуткий визг, сгораемого заживо человека. Хотя для меня это существо не человек. И же тем более никакие муки совести меня не мучат. Тело дрыгалось, переворачивалось, пытаясь погасить пламя, но далее просто дрыгалось и издавало хрипы. Удовольствия я не получил, но это нужно было сделать. Пример этой твари — предупреждение другим изуверам, что однажды вас может настигнуть правосудие.
А Москва в это время бурлила. Большие толпы разного народа, какие-то крикуны и ораторы, беготня и хаос. Много пьяных, но особого насилия не творилось. Думаю, главное веселье ещё впереди. Нам главное добраться до Лефортова без стычек и проблем с солдатами. В переулке мы забрали свою телегу, быстро переоделись, загрузили в неё награбленное добро. В монастыре, как и в доме Уваровых, казаки не стеснялись, хорошенько обчистив комнаты и кабинет игуменьи. Кроме
