кабины пилотов без присмотра. Я сползаю со своего места, подхожу и незаметно снимаю его. Надеваю ее. Рукава едва достают до локтей. Затем я беру в каждую руку по маленькой бутылке Jack Daniel's и иду по проходу в сторону оркестра, крича: "Я гигант! Я гигант!"

Мы играем три ночи в клубе под названием Cay Bar, а затем в двух разных помещениях, которые находятся в гигантских зданиях конгломерата. В течение дня эти места выполняют совершенно разные функции.

Я и не подозревал, что Cay Bar - это шикарный ресторан. Я сказал Хироши, промоутеру тура, что мы ни за что не будем играть для людей, пока они едят, что мы так не делаем.

Нет проблем, владелец - такой фанат, что на время нашей сцены подача еды прекращается.

После саундчека появляется англичанин, который хочет снять нас на Super 8. Я бы никогда не позволил этого, но позади него, уставившись на меня, стоит очень высокая экзотическая японская девушка. Это его ассистентка, и если я скажу "нет", то могу больше никогда ее не увидеть. На ней нелепая шляпа Одри Хепберн с огромным околышем, а взгляд - потусторонний. Ее зовут Кадзу.

На протяжении всего шоу она ползает в своем облегающем наряде по полу прямо перед сценой. Лежит на животе, стреляет вверх ногами, и ее бессознательные извилины почти непристойны. Я играю с закрытыми глазами, но знаю, что натуралы в группе не могут оторвать от нее глаз. Она изысканно неземная.

После шоу я приглашаю ее в Ink Stick - это бар/ресторан, куда мы всегда ходим.

Она приходит, но не возвращается со мной в комнату.

Дуги заходит в "Чернильную палочку" как раз в тот момент, когда я говорю ей: "Я очень на тебя сержусь".

Дуги знает, что я склонен заходить слишком далеко, и говорит: "Джон, как ты можешь злиться на эту очень красивую девушку? Она кажется такой милой".

"Она не хочет возвращаться в мою комнату, и я очень на нее злюсь".

Даги смеется своим маленьким смехом и обнимает меня. Даги всегда обнимает людей. Это одно из главных преимуществ его размера и миловидности. Он может обнять любого в любое время.

Ребята отправляются осматривать достопримечательности и ходить по магазинам, а возвращаются с пластиковыми самурайскими париками. Это просто истерика. Вы надеваете их, и они выглядят так нелепо. Жаль, что у меня нет фотографии, потому что невозможно объяснить, насколько уморительно выглядели The Lounge Lizards в этих париках.

Перед тем как Роберто Бениньи и Николетта Браски уехали из Нью-Йорка, я написал для них песню в духе Нино Рота под названием "Боб и Нико". Гораздо медленнее и причудливее, чем наши обычные вещи. В ней был приятный однобокий каданс. Я написал ее для них и для записи, но мы никогда не исполняли ее вживую, она не была достаточно яростной. Мы играем ее в тот вечер в Cay Bar, и в тот момент, когда в песне звучит только фортепиано, мы все надеваем пластиковые самурайские парики, которые прячем по всей сцене. Рой оглядывается на меня, видит меня в парике и падает на пол от смеха. Мы не можем продолжать, если Рой не сыграет свою партию, поэтому группа на секунду замирает, ожидая, пока Рой возьмет себя в руки и сыграет свою партию. Он встает, играет две ноты, смотрит на меня краем глаза и снова падает на пол. Мы не можем закончить песню.

После биса мы исполняем одноаккордный блюз. Как темповый похоронный марш Нового Орлеана. Дуги носит барабан, закрепленный на талии гитарным ремнем Марка. Ба-да, да-да-дат, ба-да, дэттл-дат. И.Джей. играет на шейкерах; Марк - на трубе, на которой он действительно умеет играть, но делает это нечасто; Кертис - на тромбоне; а Рой и я - на сопрано. Эрик должен был взять тубу, но так и не взял, а Эван просто ходит вокруг и кричит. Позже мы запишем эту песню и назовем ее "Carry Me Out", но на данный момент мы просто идем сквозь толпу, играя в конце вечера.

Японские девушки такие милые и такие застенчивые. Они прикрывают рот, когда смеются, и кланяются, когда разговаривают с вами. Но это несколько противоречит представлению о застенчивости: Когда мы выходим в толпу, они нас облепляют. Они кричат. Меня, наверное, раз тридцать ущипнули за задницу.

Каждый раз, когда мы бываем в Японии, мы пьем в огромных количествах. И.Ж. никогда в жизни так не веселился, он не может в это поверить. Я выхожу из клуба, отрубаюсь и падаю плашмя на лицо. Затем встаю, провозглашаю себя гением и сажусь в такси. Позже Казу расскажет мне, но я этого не помню, что меня все время рвало.

Мы настолько вышли из-под контроля, что отель переселяет группу на один этаж и не селит с нами японских гостей. Коридор завален вещами.

Когда братья Невиллы приезжают в Токио, их ставят на один этаж.

Кто-то стучит в мою дверь. Я иду открывать, а там никого нет. Я уверен, что это сделал Дуги. Я выхожу в коридор и кричу: "Дуги!". Дверь захлопывается за мной.

И на мне нет никакой одежды.

Я иду по коридору и стучусь в дверь Дуги. Я уверена, что он там, но он не отвечает. Тогда я сажусь в коридоре, голая, возле его комнаты.

Лифт открывается, и я уже не так волнуюсь, потому что единственные люди на этаже - это мы. И, о, я забыл, братья Невиллы. В худшем случае это может быть горничная. Я могла бы прикрыться, и она позволила бы мне вернуться в комнату.

Из лифта выходят несколько парней из "Братьев Невилл". Я сижу на полу голый.

Один из них говорит: "Привет". Как будто в этом нет ничего необычного.

Я говорю "Привет" в ответ, когда они идут дальше по коридору.

Я обедаю с Хироши. Он хочет, чтобы я давал интервью, а я не хочу их давать, но на несколько соглашаюсь. Японские фотографы, кажется, действительно хотят превратить вас в Годзиллу. Они хотят снимать вас во время разговора, и в тот момент, когда ваше лицо становится напряженным или слишком оживленным, они начинают снимать как сумасшедшие, или они приглашают вас поесть, и как только маленький кусочек суши свисает из уголка вашего рта, они начинают щелкать. Что угодно, лишь бы ваше лицо было искажено и вы выглядели как монстр. У меня и так похмелье, так что попытка придать мне звериный вид не представляет