Шрифт:
Закладка:
Чувствуя, что Бардиан внимательно, с уважением относится к артистам, каждый приходил к нему со своей болью, просьбами, планами. Всех требовалось выслушать, во все вникнуть, а главное — разобраться и понять, когда пришел нахальный рвач, требующий прибавки к зарплате, хотя номер у него ниже среднего, а где действительно стоит вмешаться и помочь.
При Бардиане начали строиться гостиницы для артистов, воздвигались цирки-дворцы. В Одессе построили дом для ветеранов цирка. Бардиан сумел выбить фонды на квартиры, добился разрешения на строительство кооперативов, и многие артисты, всю жизнь не имевшие своего угла и даже постоянной прописки, наконец обрели свой дом.
Новый начальник управления стал настоящим хозяином. Более двадцати лет руководил он цирками.
«ОПЛЯ-ЧОПЛЯ»
В Москве проходил двухмесячный сбор клоунов. Заниматься с ними пригласили театральных режиссеров и преподавателей по технике речи.
— Как вы думаете работать над образом? — спросил у одного провинциального клоуна режиссер. — Отталкиваясь от внешности, от костюма, от грима?
Помолчав немного, клоун ответил:
— От внутренностей…
(Из тетрадки в клеточку. Январь 1952 года)
Старые артисты на первых порах нашей жизни на колесах давали полезные советы.
— Слушай внимательно, — говорил мне пожилой эквилибрист, — на станции Горелово покупай лук. Там он самый дешевый. Продают связками. А в Будище бери картошку, сразу мешок. Там она недорогая и вкусная. В Селиванове поезд стоит полчаса, жители приносят пуховые платки. Они там вдвое дешевле, чем в Москве, учти это!
Покупали мы и лук связками, и картошку мешками, и платок маме один раз я купил, но экономии особой не ощущалось. В постоянных переездах денег уходило вдвое больше, чем дома.
В те годы, когда мы начали жизнь на колесах, в каждой программе, кроме коверного, принимала участие какая-нибудь буффонадная пара, а также работал номер «Музыкальные клоуны». Многие воздушные акробаты, групповые жонглеры, гимнасты обязательно вводили в свой номер комика, который оживлял их работу. Наверное, поэтому и представления проходили веселее. Публика-то в основном шла в цирк посмеяться. Но по-настоящему хороших клоунов все же было мало.
В маленьких городах выступали никому не известные провинциальные клоуны. Позже это понятие — провинциальный клоун — устарело. Но в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы оно определенно характеризовало работу артистов. В нем и снисхождение — провинциальный, и понимание трудностей, и какое-то сожаление. Имена таких артистов даже не упоминаются в цирковой энциклопедии. Этих клоунов знаем только мы, артисты, и публика в тех городах, где они выступали.
Конечно, у таких клоунов сложная судьба. Их легко ругать, но, наверное, важнее понять. И именно поэтому, рассказывая об одном провинциальном клоуне, я изменил его фамилию.
Как-то судьба занесла нас в Нижний Тагил. Ехали туда с опаской и даже испытывая некоторый страх. Бывалые артисты частенько пугали нас этим городом.
— Вот погодите, — говорили они, — загонят вас в Нижний Тагил, тогда узнаете, почем фунт лиха.
То ли из-за мрачного названия города (Тагил, да еще Нижний), то ли потому, что в те края при царе отправляли ссыльных, но ехали мы туда с неохотой, представляя себе город, в котором, должно быть, холодно и неуютно, где день и ночь дуют страшные ветры.
Приехали в Нижний Тагил, а там тепло. Город чистый, приятный. Публика охотно посещает цирк.
В первый же вечер мы пошли в цирк смотреть программу.
«Весь вечер на манеже комик-пародист, любимец публики АЛЕКС КУСТЫЛКИН!» — было намалевано крупными буквами на рекламном щите у входа в цирк.
С криком «А вот и я!» с галерки спустился плотный, небольшого роста мужчина. На голове видавшая виды шляпа неопределенного цвета. Космы давно не стриженных лохматых волос ложились на воротничок грязной рубашки. Вместо галстука — шнурок с двумя помпончиками. Огромные, давно не чищенные клоунские ботинки, обыкновенного покроя пиджак, широкие брюки мышиного цвета на лямках — вот, собственно, и весь костюм Алекса Кустылкина. Грим примитивный — грубый румянец и красный нос.
Публика встретила появление клоуна смехом и аплодисментами. Видимо, в городе его знали и любили. Он встал на барьер и жалобно попросил инспектора:
— Иван Иванович, снимите меня отсюда.
Инспектор отказался.
— Иван Иванович, я вам конфетку дам.
Инспектор отрицательно покачал головой.
— Иван Иванович, я вам кило конфет дам.
Инспектор с готовностью пошел к клоуну, а тот заявил:
— Не надо. За кило конфет я и сам сойду!
Он сошел с барьера, и все увидели, что за ним тянется на веревке груда старых башмаков.
— Поздравьте меня, Иван Иванович, наконец-то я получил путевку на курорт.
— Поздравляю, — сказал инспектор, пожимая ему руку. — А что это за обувь?
— А это ботинки, которые я истоптал, пока доставал путевку, — хриплым голосом выкрикнул Кустылкин.
(Эту старую репризу я видел и у других клоунов. Они исполняли ее лучше.)
После этого Кустылкин деловито снял пиджак, сделал стойку на стуле и, почесав ногу об ногу, вместе со стулом упал с грохотом на манеж. Поднимаясь, сказал:
— Чуть-чуть не упал.
В зале засмеялись, а клоун, прихрамывая, пошел к выходу.
— Что с твоей ногой? — спросил у него инспектор.
— Сла-ма-лась! — выкрикнул Алекс и ушел с манежа.
После выступления жонглеров-балансеров Алекс держал на лбу длинный шест, на конце которого стояла корзина с яйцами. Алекс вставал на барьер и, с трудом удерживая шест, вдруг опрокидывал корзину на публику. Зрители шарахались, закрывали головы руками, а деревянные яйца, привязанные к корзине, повисали на ниточках в воздухе.
На манеже Алекс держался развязно. Предметы обыгрывал примитивно. Так, например, наступал на грабли, которые били его по лбу, и потом этими же граблями расчесывал волосы.
В одной из пауз Кустылкин, положив посредине манежа свою тросточку, подзывал инспектора и спрашивал:
— А вот можете ли вы, Иван Иванович, сделать такой трюк? — Он перепрыгивал через тросточку, приговаривая: — Опля-чопля!
Инспектор, усмехнувшись, прыгал и говорил:
— Опля-чопля.
Клоун смеялся.
— Чего вы смеетесь? — спрашивал инспектор удивленно.
— А я думал, что я один такой дурачок.
Некоторые репризы казались мне странными. Например, такая. Инспектор манежа выходит на середину арены и закуривает папироску. Кустылкин, подойдя к инспектору, строго говорит:
— Вот сейчас придут пожарные и вас оштрафуют.
— Не придут, — отвечал, смеясь, инспектор. Кустылкин бежал за кулисы и появлялся вновь на манеже в пожарной каске, с красной повязкой на рукаве.
Важной походкой он подходил к инспектору и рявкал:
— Прекратить курить! — и, забирая папироску, требовал: — Платите штраф три рубля.
Инспектор отдавал ему деньги. Кустылкин шел к выходу, дымя отобранной
