Царь кивнул одному из стрельцов, что-то приказал сквозь зубы, и тот, спешившись, отправился с немцем. Буквально через пять минут они вернулись. Парень также шепотом доложился на ухо государю. Горох помрачнел…

– Может быть, мы можем предложить вашему величеству обед? – неуверенно молвил бюргер.

Он явно не понимал, зачем царь во главе отборного стрелецкого отряда неожиданно ворвался в слободу. Прочие немцы тоже прикрывали робкими улыбками полное непонимание происходящего. Похоже, все планы царя рушились, как шалашики в грозу. Он то краснел, то бледнел, но решительно не находил, к чему придраться.

– Пошлите двух молодцов проверить личные покои посла, – тихо посоветовал я.

Горох быстро закивал. Пока бургомистр водил стрельцов по высокому каменному дому, где размещалась резиденция немецкого дипломата, я сполз с коня и деликатно поинтересовался, где здесь церковь.

– Кирха? – вежливо переспросив, мне указали на небольшое пузатое здание в самом дальнем конце слободы.

Я прошелся к нему пешком. Двери не были закрыты, но внутри – ни души. Похоже, что церковь находилась в состоянии капитального ремонта или реставрации. Ни икон, ни скульптур, ни росписей па стенах – вообще ничего, что бы указывало на ритуальное помещение. Есть только алтарь из грубых гранитных плит черно-красного оттенка, и тот без креста. Хотя и никаких намеков на присутствие иного бога тоже не было. Я обошел все здание, изнутри оно повторяло форму пятиугольника, снаружи вписывалось в обыкновенный квадрат. Это как-то закрепилось в моем подсознании… Беглый обыск ничего не дал, похищенной ткани я не обнаружил, признаков планируемой черной мессы тоже нигде не замечалось. На всякий случай я вернулся к царю и уточнил:

– Что там с пастором?

– И впрямь больной, – напряженно подтвердил Горох, – стрелец говорит, так жаром и пышет. В кровати лежит, слова непонятные бормочет, бредит…

– Государь, беда!!! – донеслось из посольского дома.

Переглянувшись, мы поспешили внутрь, причем бургомистр, несколько немцев и особо любопытные стрельцы увязались следом. Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы ахнули, ошарашенные увиденным. Рабочий кабинет немецкого посла был перевернут вверх дном! Шкафы взломаны, стол лежит на боку, бумаги и грамоты разбросаны по всему полу, ковер скомкан, личные вещи валяются где попало…

– Ну, что ты на это скажешь, сыскной воевода?

– Скажу, что крови нет, следов борьбы не видно. Наверняка весь этот тарарам был произведен, как только гражданин Шпицрутенберг выехал со двора. Здесь явно что-то искали. Потайной шкафчик, тайник в полу, сейф в стене, но не нашли.

– Почему ты так уверен?

– Исходя из милицейского опыта, злоумышленники в большинстве случаев уничтожают следы преступления. Если бы они нашли то, что хотели, то либо убрали бы за собой, либо устроили пожар. Так избавляются от улик, метод старый, но проверенный.

– Ничего не понимаю… – Царь задумчиво почесал бороду. – Так ведь посол вернется, все увидит, и уж такой шум поднимется… Знаю я его, всех тут перепорет, а виновного найдет.

– Значит, они рассчитывают, что он… не вернется, – неожиданно для себя прозрел я.

– Плохо дело. Вот что, Никита Иваныч, бери подчиненную тебе сотню и объявляй посла в розыск. Здесь нам больше делать нечего. Больного священника я с собой не потащу, люди засмеют. Но стражу у его постели поставлю! Как только оклемается – да сразу ко мне на допрос. Присутствовать будешь?

– Нет.

– Вот и молодец. Я сам хотел об этом попросить, а пыр… т… пыртокол я тебе после покажу.

Из немецкой слободы мы уезжали несолоно хлебавши, с извинениями за беспокойство. В плане продвинутости следствия – абсолютный нуль. Человек, которого я планировал арестовать, мечется в горячечном бреду, тащить его в отделение в таком состоянии – и бессмысленно, и преступно. Посол никакой разумной информации наверняка не даст, ему самому сейчас требуется помощь. Вот тут-то я вспомнил, что забыл задать парочку существенных вопросов. Я догнал того стрельца, что ходил к пастору:

– Слушай, молодец, а ты не расслышал, как именно бредил этот немецкий поп? Какие слова он говорил?

– Дык… он же по-немецки больше, – пожал широкими плечами стрелец. – Ниче толком и не разобрать. Хотя… погодь, участковый, вот – вспомнил! Про мух он что-то бормотал!…

На полпути я козырнул Гороху и направил коня в отделение, потом Митька вернет. Всю дорогу эти «мухи» не давали мне покоя, что-то скреблось на самом дне памяти, но что именно? Я не забыл, как стрельцы, сторожившие поруб с отравленными телохранителями, тоже отмечали навязчивое присутствие мух. Но почему? При чем они здесь? Мух, комаров, мошек и прочей насекомой братии в Лукошкине хватало с избытком. Если всерьез загружать себя энтомологическими проблемами – свихнешься и кончишь тараканами в голове.

Баба Яга ждала меня на крыльце вместе с Еремеевым. Это хорошо, не придется искать его по городу.

– Случилось чего, сыскной воевода?

– Да. Собирай своих ребят и срочно прочеши все закоулки – из немецкой слободы посол пропал.

– Вот те раз! Неужто похитили?

– Очень похоже, – кивнул я, – поскольку его телохранителей в слободе не оказалось, можно предположить, что он с ними и исчез. Добровольно или его увезли силой, обманом – мне неизвестно. Куда и зачем – тоже…

– Все понял, Никита Иванович. – Старший стрелец взялся за шапку и шагнул с крыльца на двор. – Сей же час всю сотню подниму под ружье, к вечеру твоего немца где-нибудь да отыщем!

– Что, Никитушка, закрутилось колесо, не остановишь? – Баба Яга подцепила меня под ручку и ввела в дом.

В горнице уже ждал накрытый стол, бабка у меня в этом плане очень обязательная: война войной, а обед – по расписанию. На самом деле есть ни капли не хотелось, а вот выговориться требовалось. Яга слушала, как всегда, внимательно.

– Все сходится, Никитушка… Чуяла я в этом деле чужедальний прицел, заморскую руку, так оно на то и вышло. Подмога нам нужна, сами не управимся.

–