быстро убедила брата, что его супруга сделала из мухи слона и что дело обстояло далеко не так серьёзно. Генрих не ставил Екатерину ни в грош, а кроме того, был в самом деле рад, что Мэри заговорила с ним, так как со времени их разговора после посещения Уолси принцесса не разжимала рта и не отвечала брату ни на один вопрос. Поэтому он смягчился, отменил приказ об изгнании, но строго приказал, чтобы встречи более не устраивались.

Оставшись затем наедине с Мэри, Генрих рассказал ей об истории с её письмом к Брендону в тюрьму и попрекнул вульгарной симпатией к человеку низкого происхождения. Принцесса в тот же день известила Брендона об этом, и Чарльз понял, что его сон кончился навсегда.

Он ответил принцессе тоже письменно, извещая её, что в самом непродолжительном времени отправится за море. Но всё же перед окончательной разлукой он хотел бы ещё раз повидаться с ней.

Мэри была не из тех, кто обдумывает решение и выжидают его исполнения. Поэтому ещё до наступления темноты она одна отправилась к Брендону в комнату. Сначала она хотела, чтобы я ушёл и дал им поговорить наедине, но Брендон удержал меня, сказав:

— Нет, нет, Каскоден, пожалуйста, останься! Будет достаточно плохо, если принцессу застанут тут, у нас, но если её застанут наедине со мной, то это приведёт меня ещё до наступления утренней зари на эшафот. Опасность и так достаточно велика, потому что за нами наверное следят.

Мы отправились к оконной нише и уселись там.

— Я не могу более терпеть это! — воскликнула Мэри. — Я сегодня же вечером пойду к брату-королю и скажу ему, что умру, если он разлучит меня с вами. Он любит меня, и я могу сделать с ним всё, что захочу. Я знаю, мне нетрудно будет добиться его согласия на наш… наш… брак… О, я отлично знаю, как приступить к этому! Я усядусь к нему на колени, поглажу его по волосам, поцелую, а потом начну говорить, как он красив и как вздыхают по нему придворные красавицы. Ах, почему я раньше не сделала это!

Мэри была прелестна в сознании своего непобедимого очарования, но Брендон не потерял головы, так как для него на карте стояла жизнь.

— Мэри, разве вы хотите видеть меня завтра мёртвым? — спросил он.

— Что это пришло вам в голову? Почему вы задаёте такой ужасный вопрос?

— Исполните только что нарисованный вами план, и я не сомневаюсь, что король не станет ждать со своей местью даже до утра. Меня в полночь разбудят и убьют тут же, во дворе!

— О нет! Ничего подобного не случится! Я знаю, какое влияние имею на Генриха!

— В таком случае, лучше уж я сейчас же прощусь с вами, пусть полночь застанет меня как можно дальше от дворца! Я могу обождать с отъездом ещё немного лишь в том случае, если вы обещаете мне не ходить к королю и помнить, что от малейшего слова, сорвавшегося с вашего языка в желаемом вами направлении, зависит моя жизнь. Если вы не обещаете мне этого, я должен сейчас же бежать.

— Обещаю! — вполголоса проронила Мэри, поникнув головой и расставаясь снова со всеми надеждами.

Через несколько минут она спросила Брендона, на каком корабле собирается он отплыть в Новую Испанию.

— Мы отплываем приблизительно через две недели из Бристоля на судне «Королевский слуга».

— Сколько пассажиров берёт с собой корабль? Среди них имеются женщины?

— Нет, никакая женщина не сможет вынести переезд через океан, да и вообще на такие суда, полуторговые, полупиратские, женщин никогда не берут. Моряки суеверны; они утверждают, что женщина приносит несчастье судну, на борту которого находится.

— Дурачьё! — воскликнула Мэри.

Брэндон продолжал:

— На корабле будет около сотни людей, если капитану удастся завербовать столько.

— А как можно попасть на судно?

— Записавшись у его капитана, старого морского волка по имени Бредхерст, в Бристоле. Я сделал это письменно. Но почему вы спрашиваете?

— О, мне просто хотелось знать!

Затем мы заговорили о всякой всячине.

Но вдруг Мэри перебила нас на полуфразе:

— Я всё время думала об этом и теперь знаю, что мне делать, и вам не следует отговаривать меня. Я хочу отправиться с вами в Новую Испанию! Это будет превосходно, гораздо лучше, чем скучная жизнь дома.

— Это невозможно, — заявил Брендон, лицо которого просветлело при таком новом доказательстве любви Мэри. — Прежде всего, как бы крепки и сильны вы ни были, вы не будете в состоянии перенести переезда.

— Нет, буду в силах, и вы не смеете отговаривать меня на этом основании! Лучше я перенесу самые страшные бедствия, чем буду долее терпеть муки последних недель. Да что со мной только будет, если вы уедете, а я стану женой Людовика? Подумайте об этом, Чарльз Брендон, подумайте! Я — жена Людовика! Да если переезд через океан даже уморит меня, то не всё ли равно, каким образом умереть, и не лучше ли умереть около того, с кем даже и смерть не страшна?

Однако Брендон всё ещё не сдавался.

— Но ведь я же сказал вам, что женщин на наше судно не берут! Да и как могли бы вы скрыться бегством? К чему строить воздушные замки, которые потом так быстро рушатся?

— О нет, это вполне возможно! Я просто отправлюсь в качестве мужчины. Я уже всё продумала до мелочей. Завтра я отправлю в Бристоль большую сумму денег и потребую отдельную каюту для юного дворянина, собирающегося инкогнито отправиться в Новую Испанию и предполагающего явиться на борт судна в самый последний момент. Я куплю себе полный мужской костюм и вооружение и поучусь носить костюм при вас и Каскодене! — Тут она очаровательно покраснела и продолжала после минутного замешательства: — Само бегство мы устроим следующим образом. Вы уедете отсюда, и за мной уже не станут следить. Я же отправлюсь к своей сестре в Берклей-кестл, откуда сбегу прямо в Бристоль.

Брендон задумчиво сказал:

— Хотел бы я знать, осуществим ли этот план. Если бы бегство удалось, мы построили бы себе прелестное гнёздышко в зелени гор и зажили бы вдали от всего света в своём собственном маленьком раю! Что за дивный сон!

— Нет, нет, это не сон, — решительно перебила его Мэри. — Это станет действительностью! Как дивно мы заживём! Я уже вижу