что-то хищное. – Здесь. Здесь же они живут!

– Ну а те, кто сюда не попал?

– Не знаю, в «Старой Башне», в «Сносе»… Где же еще?

– А те, кто никуда не попадают, – где живут они?

– Нигде.

– Мы, публикаторы, даем им жизнь, – осторожно вставил Коктебель. Массандра глянула на него и вздохнула.

– Так было с самого основания Башни и до той самой поры, пока у нас не начались проблемы. Мы, публикаторы, разбросаны по уровню, и всем приходится несладко.

– Можно еще чаю? – спросил я. Похоже, разговор предстоял длинный.

– Конечно, вы пейте, пейте, – мягко сказала Массандра. – Вы уж извините… Вы хотя бы что-то понимаете из того, о чем мы говорим?

– Понимаю, что у вас бардак, – буркнул я. Коктебель оживился.

– О, бардак – это мягко сказано, – расхохотался он. Я всего лишь сказал то, что видел: какие бы проблемы ни были у этих людей, ничто не мешало им прибраться в собственном доме; ведь они здесь и жили, я не сомневался.

Женщина, напротив, стала серьезнее. Она напряглась и понизила голос, видимо, собираясь сообщить нечто сакральное.

– Прежде не было бардака, – начала она. – Все было регламентировано и отлажено и работало без единого сбоя. И каждый писчик знал и понимал, как все работает – от вшивого публицента до статусного публиканта и даже регалоида.

– Это еще что? – скривился я.

Массандра замялась.

– Как бы объяснить? Видите ли, здесь мы подходим к главному.

– Да так и объясняй, – встрял Коктебель. – Помимо нас, публикаторов, есть Верховный совет регалистов. Мы выдаем публикантов, они выдают регалоидов.

– А, ну если так – то все понятно, – сказал я. Признаться, у меня было мало желания вникать во все эти подробности; я твердо знал, что, если какое чудо и заставит меня ввинтить лампу именно на этом уровне, вряд ли я загляну к этим людям еще. Какими бы вкусными ни были у них сушки с солью.

– Институт регалистов – он состоит из нас же, – продолжила Массандра. – То есть не всех подряд, а определенных представителей – состав мог меняться или на множество сезонов оставаться неизменным, но задачи не менялись никогда. В него же входят некоторые публиканты – из числа неоспоримых.

Я кивал – а что мне еще оставалось?

– И чем они все занимаются?

– Выдача регалий – это традиционное мероприятие, на котором собирается Верховный совет, все публикаторы, большинство известных писчиков и регалоиды всех сезонов. Когда каждый журнал выпускает по десять номеров – а мы их выпускаем, как правило, синхронно, – происходит главное событие всего писчего мира – Таинство Регализации. Составляется программа таинства, приглашаются лучшие отпросы, и все вместе отправляются в Регальный мир.

Голова пухла от потока этой информации, который становился все плотнее и тяжелее, а главное – совершенно ни при каких обстоятельствах не мог бы мне пригодиться. Я даже перестал что-то спрашивать, просто сидел и попивал очередную чашку чая.

– Церемония заключается в том, что перед Верховным советом регалистов предстают десять просителей – так называемый тонкий список. Каждый из них мечтает стать регалоидом…

– Ну вы представьте, это же цель всей жизни любого писчика, его единственный шанс! – прервал ее Коктебель. – Это высший момент жизни каждого из десяти! Прочувствуйте! – торжественно заключил он.

«Если бы так не хотелось спать», – подумал я, но промолчал.

– Но правила, дошедшие до нас сквозь поколения, гласят: только девятина – то есть девять из десяти – достойны называться регалоидами. Десятый же будет покрыт позором, и ему суждено исчезнуть. На церемонии в Регальном мире объявляют его имя.

Массандра прекратила говорить и только смотрела на меня, будто стараясь понять, проникся ли я ситуацией. Я слегка улыбнулся – да, во всей истории были и трагичность, и накал, но ко мне это имело мало отношения.

– В своем роде это жертвоприношение – совсем как в далекой ветхости, о которой мы знаем из книг, – подытожил мужчина. – Исчезновение одного легализовывало остальную девятку как регалоидов – с того самого момента они образовывали касту высших писчиков. Между ними случались споры, могла возникнуть и дружба, но все они были равны. Покрытие позором десятого просителя – это ритуал, подпитывающий Юниверсум. Самым торжественным моментом, кульминацией Регализации всегда был сброс десятого в Бездну Забвения.

– Подождите, – прервал я. – Его откуда-то сбрасывали?

– Да, из Регального мира, – ответил Коктебель.

– А где он находится, этот Регальный мир?

– Как где? Над нами!

Услышанное заставило меня оживиться. Выходит, там, наверху, в свободном пространстве уровня, происходила какая-то жизнь?

– Регальный мир не существует непрерывно, он конструируется здесь и поднимается в воздух на больших платформах. Это важный символический момент, часть ритуала: всякий писчик стремится подняться над миром – становясь регалоидом, он может себе это позволить.

– Кроме десятого? – уточнил я.

– Показ десятому того, чего он будет лишен и что ему никогда не светит, – необходимая часть Регализации. Она питает Юниверсум до следующего сезона, она питает регалоидов сладким чувством победы, она услаждает взгляды регалистов. Десятый знает, на что он идет – ведь он придает всем им значение. Без этого он бы не стал десятым.

– Но ведь с такой высоты он просто разобьется. – Я ужаснулся, представив падение. – Вы что же, совершаете убийство?

– Не путай, – строго сказал Коктебель. – Отнять жизнь и не дать ее – слишком разные вещи. Мы не даем ему жизнь. Но мы, конечно, ничего не отнимаем.

– Представляю, какие ужасные картины рисует ваше воображение, – участливо сказала Массандра. – Но мы живем на гуманном уровне, не забывайте об этом.

– По-вашему, гуманно сбросить человека вниз с воздушной платформы?

– Когда происходит ритуал сброса десятого просителя из Регального мира, под Центральной платформой проплывает другая, выполняющая свои более, скажем так, приземленные функции. А заодно и помогает нам.

– Это ассенизаторная платформа, она утилизирует отходы нашего уровня, – добавил Коктебель. – Так что неудачливому просителю обеспечено мягкое приземление.

Мне было не очень понятно, что же обеспечивало проплывающей платформе мягкость, но уточнять я не стал. Лишь облегченно вздохнул: после убийств на экранах этого уровня вполне можно было ожидать чего-то подобного в реальности.

– Что же происходит с этим десятым дальше? – спросил я.

– Поверьте, это не имеет никакого значения. Ни для кого, – ответила Массандра. Я отметил, как вдруг ее голос стал холодным, металлическим.

– Но для него-то самого имеет, – не унимался я.

– Мы мало знаем об этом. Может, пойдет в отпросы, может, запишется на Майнд Дамн.

– Никто не знает, потому что всем плевать, – бодро сказал Коктебель.

– Еще несколько регализаций назад ничто не предвещало беды. Правда, намечались новые тенденции: в финальную десятку стали проходить девочки. Вы их встречали на