Шрифт:
Закладка:
Я был совокупностью препятствий, которые преодолел. И хотя я рассказывал свою историю студентам по всей стране, я никогда не останавливался достаточно долго, чтобы оценить рассказанную мной историю или жизнь, которую я построил. Мне казалось, что я не могу терять время. Я никогда не переводил часы своей жизни на "дремоту", потому что всегда было чем заняться. Если я работал по двадцать часов в день, то час занимался спортом и три спал, но я обязательно делал это. Мой мозг не был настроен на оценку, он был запрограммирован на выполнение работы, сканирование горизонта, вопрос, что дальше, и выполнение. Вот почему у меня накопилось так много редких подвигов. Я всегда находился в поисках следующего большого дела, но, лежа в постели, мое тело напряглось и запульсировало от боли, я четко представлял, что будет дальше. Кладбище. После долгих лет насилия я окончательно разрушил свое физическое тело.
Я умирал.
Несколько недель и месяцев я искал лекарство от своей медицинской тайны, но в этот момент катарсиса я не чувствовал ни грусти, ни обмана. Мне было всего тридцать восемь лет, но я прожил десять жизней и пережил больше, чем большинство восьмидесятилетних. Я не жалел себя. Вполне логично, что в какой-то момент наступит время расплаты. Я часами размышлял о своем пути. На этот раз я не рылся в банке с печеньем в пылу сражения, надеясь найти билет к победе. Я не использовал свои жизненные активы для достижения какой-то новой цели. Нет, я закончил борьбу, и все, что я чувствовал, - это благодарность.
Мне не суждено было стать таким человеком! Мне приходилось бороться с собой на каждом шагу, и мое разрушенное тело было моим самым большим трофеем. В тот момент я понял, что неважно, буду ли я когда-нибудь снова бегать, не смогу ли я больше работать, буду ли я жить или умру, и вместе с этим принятием пришло глубокое признание.
Мои глаза наполнились слезами. Не потому, что я боялся, а потому, что в самый низкий момент я обрел ясность. Парень, которого я всегда так сурово осуждал, лгал и обманывал не для того, чтобы задеть чьи-то чувства. Он делал это для того, чтобы его приняли. Он нарушал правила, потому что у него не было инструментов для участия в соревнованиях и ему было стыдно за свою тупость. Он делал это, потому что ему нужны были друзья. Я боялся сказать учителям, что не умею читать. Меня пугало клеймо, связанное со специальным образованием, и вместо того, чтобы еще хоть на секунду опустить руки, вместо того, чтобы наказывать себя, я впервые понял его.
Это было одинокое путешествие оттуда сюда. Я так много пропустил. Мне было не до веселья. Счастье не было моим любимым коктейлем. Мой мозг заставлял меня постоянно работать. Я жила в страхе и сомнениях, боялась быть никем и ничего не вносить. Я постоянно осуждала себя и осуждала всех вокруг.
Ярость - мощная штука. Долгие годы я гневался на весь мир, направлял всю свою боль из прошлого и использовал ее как топливо для взлета в стратосферу, но я не всегда мог контролировать радиус взрыва. Иногда мой гнев обжигал людей, которые не были так сильны, как я, или не работали так усердно, и я не проглатывал язык и не скрывал своего осуждения. Я давал им знать, и это причиняло боль некоторым из тех, кто меня окружал, и позволяло людям, которым я не нравился, влиять на мою военную карьеру. Но, лежа в постели тем чикагским утром осенью 2014 года, я отбросил все эти осуждения.
Я освободила себя и всех, кого когда-либо знала, от чувства вины и горечи. Длинный список ненавистников, сомневающихся, расистов и обидчиков, которые населяли мое прошлое, я просто не мог больше ненавидеть. Я ценил их, потому что они помогли создать меня. И по мере того как это чувство растягивалось, мой разум успокаивался. Я вел войну тридцать восемь лет, и вот теперь, когда все выглядело и ощущалось как самый конец, я обрел покой.
В этой жизни существует бесчисленное множество троп для самореализации, но большинство из них требуют жесткой дисциплины, поэтому немногие идут по ним. На юге Африки народ сан танцует по тридцать часов подряд, чтобы приобщиться к божественному. В Тибете паломники встают, преклоняют колени, затем ложатся на землю лицом вниз и снова поднимаются, совершая ритуал прострации в течение недель и месяцев, преодолевая тысячи миль, прежде чем прибыть в священный храм и погрузиться в глубокую медитацию. В Японии есть секта дзен-монахов, которые пробегают 1000 марафонов за 1000 дней в стремлении обрести просветление через боль и страдания. Не знаю, можно ли назвать просветлением то, что я чувствовал на этой кровати, но я знаю, что боль открывает потайные двери в сознание. Она ведет как к пику производительности, так и к прекрасной тишине.
Поначалу, когда вы выходите за рамки своих предполагаемых возможностей, ваш разум не хочет об этом молчать. Он хочет, чтобы вы остановились, поэтому отправляет вас в круговорот паники и сомнений, что только усиливает самоистязание. Но когда вы упорствуете до такой степени, что боль полностью заполняет разум, вы становитесь цельным. Внешний мир обнуляется. Границы растворяются, и вы чувствуете связь с собой и со всем сущим в глубине своей души. Именно этого я и добивался. Эти моменты тотальной связи и силы, которые прошли через меня еще более глубоким образом, когда я задумался о том, откуда я пришел и через что прошел.
Несколько часов я парил в этом безмятежном пространстве, окруженный светом, испытывая столько же благодарности, сколько и боли, столько же признательности, сколько и дискомфорта. В какой-то момент сонливость прервалась, как лихорадка. Я улыбнулся, положил ладони на слезящиеся глаза и потер макушку, а затем затылок. У основания шеи я нащупал знакомый узел. Он стал еще больше, чем раньше. Я откинул одеяло и осмотрел узлы над сгибателями бедер. Они тоже увеличились.
Может ли это быть так просто? Могут ли мои страдания быть связаны с этими узлами? Я вспомнил сеанс с экспертом
